Выглядел Поль Ласарильо весьма молодо. Трудно было поверить, что он уже давно перешагнул рубеж четвертого десятка и имеет троих детей, старшему из которых в прошлом году исполнилось двадцать лет. На первый взгляд Полю можно было дать не более двадцати восьми — тридцати лет: был он длинноног и сухощав, как чистокровная борзая; имел густую шевелюру; изящные тонкие черты лица придавали породистость, и единственное, что его портило, так это поломанные уши — свидетели его бурной молодости. Прежде чем начать свою карьеру мафиози, он был профессиональным борцом. Уже в восемнадцать лет заявил о себе как об одном из самых перспективных спортсменов. Вокруг боксерского ковра всегда вертелись мафиози, которые чувствовали запах больших денег так же остро, как мухи тление разлагающейся плоти. Они брали под свое покровительство наиболее одаренных парней, а по завершении их карьеры устраивали вышибалами в бары.
Профессиональные спортсмены брались за любую работу, будь то галантное ухаживание за овдовевшей миллионершей или проламывание черепа оступившемуся коллеге. Со временем многие из бывших спортсменов сумели занять в руководстве кланов ведущие позиции, и на встречах семей они сталкивались уже не как бывшие соперники в спорте, а как союзники в криминальном бизнесе.
В тот день у Поля Ласарильо были собственные планы: он собирался сходить с сыновьями на хоккей. Однако ему позвонил Гобетти и назначил встречу, а с желанием дона приходилось считаться.
Ровно в восемь вечера Ласарильо был в его загородном замке.
Предложив устраиваться в кресле напротив себя, дон Гобетти деликатно поинтересовался:
— Тебе нравится у меня работать?
Ах, уж все эти итальянские причуды! При каждой встрече приходится доказывать свою преданность и объяснять, что тебе невыносимо приятно вышибать из кого-то мозги! Впрочем, к этому Поль Ласарильо начинал понемногу привыкать.
— Дон Гобетти, вы хотите обидеть меня? — искренне возмутился Поль Ласарильо. — Если бы не ваша постоянная забота, так я бы до сих пор шастал неприкаянным от бара к бару. Вы мне дали работу, защиту, приблизили к себе. Я сделался своим человеком в клане. Все, что я имею сейчас, все благодаря исключительно вашей поддержке, — голос у Поля прозвучал твердо, а бальные интонации даже на секунду не позволили усомниться в искренности его слов. Дон удовлетворенно прикрыл глаза.
— Поль, ты же знаешь, как я ценю тебя. Побольше бы таких людей, как ты. Мне с ними не страшно будет отправиться даже в ад! Хотя с этим делом стоит немного повременить, — добавил он через паузу. — Ты случайно не слышал о человеке по фамилии Юрьев? Он больше известен как Сержант.
— Мой бизнес, дон Гобетти, не адвокатская практика… Но я всегда интересуюсь своими коллегами. Насколько мне известно, Сержант, кажется, самый высокооплачиваемый киллер в Соединенных Штатах, — вежливо отозвался Ласарильо.
— Хм… Верно. Что ты еще о нем знаешь?
— Мне известно еще и то, что он русский и не существует заказа, которого бы он не выполнил, — доложил Поль.
— Все верно. Вижу, что ты владеешь информацией. А ты бы хотел познакомиться с ним лично? — почти весело поинтересовался Луиджи Гобетти.
Глаза Ласарильо удивленно расширились:
— Это как?
Дон Гобетти весело расхохотался, поняв, чего испугался его подчиненный:
— Ха-ха-ха! Это совсем не то, что ты думаешь! Скажем так, встретиться с этим человеком?
Ласарильо хотел ответить, что это не самое благодарное занятие — дергать за хвост задремавшего тигра, но постарался угодить своим ответом боссу:
— Разумеется, дон Гобетти!
В этот раз Поль Ласарильо не сумел удержаться от лукавой улыбки, которая больше напоминала ухмылку многоопытного жениха, готового променять предстоящее венчание на многообещающее подмигивание ядреной вдовы. Была бы его воля, так он не знал бы этого русского вообще, но не считаться с желанием дона Гобетти было бы просто глупо.
— Хотел бы поработать с ним в паре?
Цепкий взгляд Гобетти застыл на лице Поля с напускной невозмутимостью. Он сумел отыскать некоторые признаки волнения своего пехотинца и удовлетворенно улыбнулся.
— Дон Гобетти, я посчитал бы это за великую честь. А потом для меня это было бы очень хорошей школой. У этого русского парня есть чему поучиться! — Ласарильо явно переигрывал в своем желании угодить боссу.
Однако дона было не так-то просто обмануть. Луиджи Гобетти на секунду застыл, как будто бы пытался уловить своим абсолютным слухом в плавной и слегка тягучей речи Ласарильо нотки ядовитой иронии. А когда наконец убедился, что вся партия была проговорена без единой фальшивой нотки, дружески улыбнулся:
— Я знал, что ты мне не откажешь, — и он дружески похлопал Поля по колену. — Знаешь что, я ведь думаю о твоей будущей карьере. Такому честолюбивому человеку, как ты, наверняка не очень приятно ходить под началом каких-то молокососов, которые младше тебя лет на десять, а то и на пятнадцать!
— Гобетти искренне сочувствовал Полю.
Впервые за время долгого разговора брови киллера недовольно сошлись на переносице — босс с точностью профессионального боксера ударил в самое больное место.
— Но что поделаешь, Поль, таковы традиции нашего народа. Мы всегда жили кланами. И это правильно! Где же еще искать поддержку, как не в лице сородичей? Даже здесь, в свободной стране, мы нуждаемся в плече друг друга. И поэтому вынуждены считаться с волей родственников…
— Я ни о чем не прошу, дон Гобетти, — поспешил заметить Ласарильо.
— …Пойми меня правильно, Поль, я ни в коем случае не хочу сказать, что ты чужой нам, — мягко продолжал Гобетти. — Наоборот, мы с радостью приняли тебя в свою семью, но существуют некоторые условности, с которыми всем нам нужно считаться.
— Все это мне известно, дон Гобетти. Я знаю, что мне никогда не суждено войти в руководство клана, — попытался показать свое безразличие киллер.
— Здесь я хочу с тобой поспорить… Я обязан по заслугам оценить твою преданность. Как только ты выполнишь мою просьбу, так я сразу сделаю тебя представителем своей семьи в Чикаго… У тебя подрастают двое сыновей и дочь. А сколько же сейчас Валерио?
— Ему двадцать лет, дон Гобетти, — скромно отвечал Поль.
— Боже мой, как идет время! Я ведь знал его совсем мальчишкой! Я должен помочь тебе обеспечить им будущее. Твое жалованье с сегодняшнего дня я увеличиваю в два раза!
— Я благодарен вам за это, дон Гобетти, — искренне отвечал Поль, слегка поклонившись.
Трудно было сказать, какие чувства испытал Поль Ласарильо. С одной стороны — это действительно было повышение, с другой — появляться в Чикаго от имени дона Гобетти было куда опаснее, чем совершать праздные прогулки в полночь по африканской саванне. Главная проблема заключалась в том, что практически все доходные места там уже были поделены между сицилийской, еврейской и китайской мафиями, и на сегодняшний день невозможно было пройтись по тротуару, чтобы не задеть интересы того или иного клана. С нахалами разделывались беспощадно: закатывали в асфальт, хоронили на свалках, топили в озере. И то, что дон Гобетти хотел представить как огромную честь, на самом деле следовало воспринимать как великую немилость.
За жалкую надбавку к жалованью Поль Ласарильо отправлялся на убой!
Вот она — плата за верную службу. Чтобы утвердиться на чикагских просторах, следовало перестрелять добрую половину всех мафиози! Но на такой подвиг не отважился бы даже легендарный Аль Каноне.
Тем не менее Поль Ласарильо решил до конца сыграть роль безропотного солдата. Отказываться пока не стоит, посмотрим, как там будет еще складываться. А между тем Гобетти продолжал, пробуя силу своих голосовых связок:
— С сегодняшнего дня ты поступаешь в распоряжение Сержанта. Его приказы тебе следует выполнять так же неукоснительно, как мои собственные.
— В чем будет заключаться моя работа? — полюбопытствовал Ласарильо.