Наркозаповедник. День двенадцатый.
Не пью уже два дня. Что мне не дает? А шут его знает. Просто не хочу. Вижу, что творится вокруг и не хочу так же. Страшно. Здесь за день, друг у друга на глазах, умирает столько народу! И всё ещё продолжают привозить новых, которые моментально и очень органично вписываются в ландшафт, а старые даже не замечают потерь привычных собутыльников и незнакомых принимают, как друзей. Привозят уже сильно спившихся, давненько я не видел более-менее вменяемых и свеженьких. Наверное, там, у нас, начинающие деграданты всё же взялись за ум и стали активно лечиться, а сюда теперь попадают лишь совершенно безнадежные. Кстати, каким именно образом попадают, я так и не смог понять. Каждый раз они появлялись в новом месте, никто не помнил, как тут очутился. Никакого летающего транспорта никогда не наблюдалось на безмятежном синем небе. К слову, погода здесь самая разнообразная, но дождей пока ещё не было. Солнечно, ветрено, пасмурно... но без осадков. Вероятно, раз мир не застроен хоть какими-то подобиями жилищ, то и бояться непогоды не стоит. Не гноить же нас сюда скинули. Хотя, было бы разумно. Я только сейчас стал понимать, какой язвой общества мы все были. Паразитами. Разрушителями. Не только себя, но и своих близких, детей. Только сейчас я понял свою жену, выгнавшую меня, когда я сделал выбор не в пользу семьи. Она заботилась о нашей доченьке, которой видеть такого «папочку» было нельзя. Дети всё запоминают и, вырастая, строят подсознательно модель семьи по примеру родителей. И моя девочка рисковала бы встретить в будущем мужа-алкаша, наблюдая изо дня в день алкаша-папочку. А я ещё смел считать, что они меня предали! Какой же я, и вправду, был дурак безмозглый! От всех этих мыслей безумно хотелось забыться, но я знал: это ненадолго. А потом - или путь к скотине, или к человеку, сцепив зубы, обратно... В тот день я впервые задумался о столбе возврата.
Наркозаповедник. День четырнадцатый.
Второй день уже искал Марусю, но безуспешно. Мы ни разу не столкнулись у «хлебного дерева», ждал и на том месте, где расстались - безрезультатно. Проходил поодаль шумных компаний, ощущая себя странно чужим на этом «празднике жизни», с надеждой всматривался, но знал, что её там нет. Маруся не из тех, кто быстро ломается, есть в ней что-то такое, исконно женское, неуловимое, что в самую душу западает. Мне вот запало - пить не могу, ем с трудом, всё беспокоюсь о ней. Не то это место для такого человека. Раньше, в нашем мире, я почти не задумывался о том, что у человека внутри. Гораздо более важным было, что он делает, как ведет себя снаружи. А внутри пусть хоть ненавидит и презирает - лишь бы помогал нам, выпивохам, тогда это хороший человек. Теперь понял, что есть нечто, идущее из самых глубин, самого сердца, что очень помогает, даже если его обладатель просто сидит рядом. А беспокоился за Марусю я не зря. То, что творилось вокруг, не поддавалась осмыслению. Правду говорят: дай человеку всё, что он хочет, и он быстро деградирует. К скотству алкоголики шли уверенными темпами. Напившись, просто валялись повсюду, даже уже не ползая, иногда страшно было переступать через очередное тело, попавшееся по дороге, опасаясь, что оно уже неживое. И лишь вялое мычание выдавало в нем остатки реакции на окружающий мир. Сейчас я оценил шаг Федерации, её заботу о нормальных людях. Но Маруся - нормальный человек, как она сможет здесь выжить? К концу второго дня я уже не мог больше слоняться и решил просто остаться в продуктовом раю. Сел под деревом, слушая, как неподалеку журчит ручеек с чистейшей водой, мало востребованный местными, обнял щит, задремал...
Наркозаповедник. День пятнадцатый.
Сидя здесь, под «хлебным деревом», я ощутил на себе сполна всё, что пришлось вынести Степанычу в свое время. Проходящие мимо обитатели заповедника реагировали по-разному на мое присутствие. По негласному закону, здесь никто не задерживался: набрал жратвы - иди дальше, не мешай другим желающим. А тут я расселся. Приходили даже дяди из мафиозного Синдиката, такая честь - ради моей скромной персоны оторвали свои задницы от насиженных мест. Сначала поинтересовались: не собираюсь ли я нарушать местные законы, а может быть я и не пью, как тот умалишенный и планирую сделать отсюда ноги? Стыдили, укоряли, даже угрожали...ушли не с чем. Остальные были попроще: кто-то смеялся и тыкал пальцем, вроде как в юродивого, кто-то психовал и раздраженно порывался начать драку. Я игнорировал. Не для того тут сижу. Но морально вдруг стать общепровозглашенным изгоем было тяжело. Приходил и Петрович, увидел, поцокал языком, мол, как ты, дорогой товарищ, меня разочаровываешь, совсем с катушек съехал, делать тебе нечего! Покрутил пальцем у виска, сорвал огурец и отчалил, забыв обо мне буквально сразу, как повернулся спиной. Я сидел, жевал булочку. Были в этом оазисе свои прелести - местный фоновый запах паров алкоголя сюда не доходил, создавалась иллюзия, что я дома, на природе, а что на дереве растут ватрушки - так это замечательно: на свежем воздухе так просыпается аппетит! Солнце висело в зените, когда она, наконец, появилась. Я столь сильно не радовался даже былому появлению жены Степаныча с полными сумками! Вскочил навстречу и увидел, что Маруся не одна. Рядом с ней шли довольно трезвым шагом двое мужчин и женщина (из тех, чьи черты алкоголь ещё не успел исказить бесповоротно). -Здравствуй, Сема! И мир расцвел, наполнился красками, с ней всё в порядке! Потом мы все вместе сидели под деревом, не обращая внимание на недовольство местной фауны. В конце концов, маленькие неудобства им не повредят, они куда большие создавали людям в том, нашем, мире. Маруся рассказывала, что занимается активной спасательской деятельностью. Находит людей, которые шокированы пробуждением здесь и испуганы настолько, что готовы завязать, лишь бы вернуться домой. За два дня нашла троих и уверена, что их гораздо больше, просто нужно потратить ещё времени и сил. -А как ты? - участливо поинтересовалась. Ответил ей, как мне здесь всё осточертело и не мило, так, что с удовольствием примкну к её группе, если она позволит. Спросила: хочешь ли ты вернуться домой? И тут я глубоко и всерьез задумался. Хочу ли... Оставаться здесь и в самом деле не хочу. Но куда мне возвращаться? К кому? У меня нет дома, нет ни одного человека, который был бы рад моему возвращению или хотя бы не против того, чтоб я на какое-то время остановился у него. Что меня там ждет? -У тебя есть семья, - напомнила Маруся, а её взгляд пронзил меня насквозь, вдруг наполнил таким спокойствием и теплом, - я уверена, они будут рады новому тебе, особенно когда узнают, что ты перенес и как вышел из этого. Выразил сомнения относительно их радости и того, что они вообще ожидают папкиного появления. -Я сама женщина и мать, поверь мне. Любимые так быстро не забываются. А уж папы - тем более. К тому же, если вернешься, тебе сразу будет предоставлено временное жилье и работа, я читала правила Федерации. И уж если не оплошаешь - прекрасно вольешься в общество. Ты должен уйти к семье, ты им очень нужен. Её слова и впрямь вселяли в меня надежду. Глаза жены и запах моей милой дочурки возникли в памяти и оглушили с новой силой. Не стал сдерживать слез, кого они тут поразят? Маруся сидела рядом и гладила по голове. Как ребенка. По щекам, вытирая слезинки. Вместе с ними вышла из меня последняя гадость этого мира, и я понял, что готов идти. Ощутил ту самую решимость, которая владела в свое время Степанычем. Действительно поверил в то, что буду счастлив там, в нашем мире, нужно только предпринять последнее усилие. И сейчас оно не показалось мне таким уж сложным. Я не боюсь высоты, какое-то время работал на строительстве высоток, бывал на двадцатом этаже, гуляя по перекрытиям... Дойду! Но как же Маруся? Разве могу, имею право оставить её здесь? Она спасла мне жизнь, она спасает и дальше остальных, а я сбегу, бросив её - такую хрупкую - одну решать чужие проблемы. Просто обязан помогать ей. И уйдем отсюда все вместе! -Сема, ты не первый, кто пытался уйти, но ты должен стать первым, кто сделает это. Стать позитивным, положительным примером, вдохновляющим людей, побуждающим, дающим уверенность: это возможно! Нам нужен кто-то, на кого будем равняться. Тогда люди станут уходить отсюда один за другим. Понимаешь, Сем, хоть и кажется, что здешнее население невменяемо, есть тот процент людей, что продолжают пить и нюхать только от безнадеги, мечтая вернуться, но не веря в реальность этого. Ты же видел ту тропку к столбу! Да, тропинка домой тонка и неуютна. Но по какой широкой и комфортной мы убегали из дома! Вернуться надо постараться, заслужить. Я сидел молча и думал. Взвешивал. Нет, не решение, решимость! То, чт