Наркозаповедник. День шестой.
А всё-таки вчера я сильно перебрал. Проснулся в разгар дня и чуть инфаркт не заполучил: лежу голяком на наркоманском пляже, а вокруг ни души. И по всему видно - ночка бурная была. Ё-моё! Всё тело ломит... Неужто я ещё и на наркоту подсел? Как же хреново, мозги закипают, «трубы горят», да ещё и не понятно, с кем я тут прокувыркался ночь? Хорошо, если с женщиной, а вдруг... даже думать об этом не хочется. Рука сама потянулась к «песочку», но остановилась на полпути - от моря, хромая, приближалось существо неопределенного пола и возраста, но улыбающееся до ушей. -А ты мужик! - хрипло пошамкало оно, дохнув перегаром - мне так понравилось, давай ещё разочек, а? И кокетливо приоткрыло лохмотья, обнажая обвисшую сморщенную, как тряпочку, серую, как у мертвеца, грудь. Меня вырвало прямо в песок, который моментально втянул в себя с шипением содержимое желудка. Успел подумать: а ведь, наверняка, не только я тут так разбавил эту белоснежность - и вырвало снова.
Сдерживая желудочные спазмы, я не дошел - дополз - до дерева с едой. Как в стихе Чуковского, которое некстати всплыло в памяти: Как у наших у ворот Чудо-дерево растёт. Не листочки на нём, Не цветочки на нём, А чулки да башмаки, Словно яблоки!.. Только на этом росла... еда. Пониже колбасы и огурцы, повыше - что-то более причудливое, вроде котлет и спагетти...но это ж дотягиваться надо. Вот Петрович и таскал, до чего попроще достать. Я покосился на арбуз в трех метрах над собой и предусмотрительно обошел траекторию его вероятного падения. Степаныч стоял, облокотившись на щит, увидев меня, просиял. -Сема, ты пришел всё-таки! -Я поесть пришел, - буркнул угрюмо, - ты меня не переубедил. А что кто-то ждет и любит - тем более. -Значит, не пойдешь со мной? - прозвучало это так жалобно, что, казалось, сейчас рухнет мир. -Не расстраивайся, - я похлопал друга по плечу, - ты ж с самого начала собирался один идти. Ты упертый, дойдешь. Привет жене передавай. С горячей благодарностью, если б не она - меня б тут не было. Сорвал первое попавшееся яблоко, зажевал, не чувствуя вкуса, а на душе так мерзко, будто кошки нагадили, да ещё и злобно ухмыляются из-за угла. -Ну, хоть проводи немного, - попросил Степаныч. -Если на мозги капать не будешь и пропаганду устраивать. Он с готовностью закивал. Одно дело - неделю собираться с духом, готовиться, а совсем другое - действовать, когда пришло время. Ладно уж, прогуляюсь с ним, заодно окрестности осмотрю. А то всё на одном месте, как амеба какая... -Сема, да ты не пил ещё с утра! - воскликнул Степаныч, когда мы двинулись в путь, в сторону виднеющихся на горизонте гор. Он шел ровно, хоть и слегка припадая на одну ногу. Но крепился, не желая поддаться мысли о слабости, о том, что не справится, не дойдет. -Успею ещё напиться, - усмехнулся я. Хотя воспоминания о пробуждении обжигали каленым железом, пить, как ни странно, а тем более курить, не хотелось. Ломота в теле была мне мучительным лекарством от душевных переживаний. Вновь и вновь вспоминалось существо в лохмотьях, с которым я повел ночь. Чувство стыда и отвращения грызло изнутри, но пока залить его водкой не было желания. Да и страшновато. Вдруг опять проснусь голым, но уже с мужиком? За недолгие дни пребывания здесь я много повидал - никаких нравственных моральных устоев в этом мире не существовало. Мужчины с женщинами, женщины с женщинами, мужики с мужиками... и всё то без малейшей застенчивости, прямо на виду у всех, с превеликим удовольствием. Не удивлюсь, если тут процветает весь букет венерических заболеваний, а к нему и СПИД вдобавок. Только врачей ведь нет, никто не зафиксирует, не вылечит. А теперь вот и я окунулся в самую глубину, почти дошел до дна. Скоро буду точно так же, невзирая на пол партнера, на его внешний вид, на их количество, не помня ничего уже через несколько часов. Ну а что меня сдерживает, кроме брезгливости, что мешает? Вчера вот, однако, и она не помогла. Мы ковыляли долго, молча, коричневые острые горы приближались медленно. А меня всё больше и больше раздражал окружающий пейзаж. Неужели вот эти ползающие и валяющиеся с закатившимися от кайфа глазами - и есть райский Эдем? Предел мечтаний? Представил самого себя со стороны - оборванного, небритого, с черными кругами под глазами, стоящего на коленях перед «экосистемой» этого мира и глотающего из пригоршни коньяк высшего качества...бомж на высокосветском приеме. Картинка комичная и, одновременно, отталкивающая. А ведь нам попадались и более-менее прилично ещё выглядящие люди - одинокие и компаниями: в основном, молодежь. Люди постарше, спившиеся необратимо, не радовали глаз. По крайней мере, глаз трезвый. А молодежь веселится, радуется, верит в то, что они свободны теперь в своих желаниях и возможностях! Очень скоро они поймут, что зависимость - это не свобода. Ну и мысли посещают на трезвяк. Скорее проводить Степаныча и забыться где-нибудь подальше от всех! Слава богу, мир пока не настолько густо заселен, чтоб не иметь возможности спрятаться. И тут Степаныч вдруг оступился и навалился на меня, мы едва не рухнули на землю, но я устоял и помог выровняться товарищу. -Пр-р-р-роклятые ноги... - шепчет виновато друг, - только не сейчас, не подводите же меня! Вижу слезы на его глазах и отворачиваюсь, давая возможность их быстро смахнуть, беру крепче под руку. А он поначалу бодрится, старается высвободить её, но потом вздыхает, благодарно кивает. После обеда мы, наконец, добрались до подножия скал. Здесь уже не видно ни одной живой души, ландшафт скуден на наркотики. У меня ноги стерлись, а как мой спутник? Герой, однако, вот что значит целеустремленность, ведь едва держится на ногах... Меня же тошнит и мутит так, что руки начали трястись, а глаза сами блуждают в поисках хоть маленького родничка, жажда такая, что всё плывет перед глазами. Степаныч вдруг вытаскивает из-за пазухи фляжку, протягивает. Там вода. -Откуда тара, Степаныч? - усмехаюсь, делая несколько больших глотков. Марево отпускает. -С собой была, когда меня взяли. Видишь вот, пригодилась тут... Некоторое время стоим молча, разглядывая скалы, потом замечаем тропку между ними. Мне вдруг становится неловко сказать, что дальше я не пойду, бросить друга здесь, решаю проводить ещё немного. Мы, не сговариваясь, одновременно, рука об руку, делаем шаг. Раньше о горном серпантине знал лишь понаслышке. Сейчас же, карабкаясь по нему, понял - всё, что знал, не преувеличение, а суровая реальность. Дорога, хоть и широкая, но жутко неудобно вьется вокруг горы. Пыль забивается в легкие, а солнце печет так, что фляжка опустела очень быстро и всё равно - мы идем. Практически покорители Эвереста! Но Степаныч-то знает, куда и зачем, а мне это на фига? Где-то в глубине моей пропитой души шевельнулось чувство вины: в тот день Степаныча замели из-за нас. Мы послали его за пойлом, а могли бы потерпеть денек, а потом ведь жена пришла. Но кто ж знал? И теперь карабкаемся «домиком» по сухой каменистой дороге без каких-либо признаков растительности, сморкаясь поминутно и кашляя, пересохшими губами подбадривая друг друга. А что толку. Мы не знаем, сколько идти ещё и что там впереди. На щите, вещающем о столбе возврата, не было карты. Лишь указание - идите в горы. Вот мы и идем. Желудок режет от голода, но грызть камни пока не готов. Ужасно хочется вернуться. Только Степанычу домой, а мне - в долину, к «хлебному дереву», натрясти себе ужин, найти задушевную компанию и отдохнуть. Честное слово, я даже не против женского пола сейчас. А какой вид с горы на долину, на море, на водопады...и солнце, клонящееся к закату. И вот, когда уже собрался наплевать на кодекс мужской дружбы (ему хорошо, а мне по этой же пыли возвращаться ещё!), за поворотом, наконец, вдруг привалило счастье: такая уютная (в сравнении оценил) дорога кончилась. Перед нами расстилалась глубокая пропасть... И лишь узенькая тропка, всего в три мужских ступни шириной, продолжила дорогу, оторвавшись от надежной скальной стены, шла по над пропастью, словно мостик. Только «мостик» этот без перил - справа и слева зияет бездна. А что именно эта тропка нам и нужна было очевидно - на другом её конце, метрах в ста, на соседней горе, высился огромный белоснежный столб и крупная надпись на щите, воткнутом рядом, гласила - «Столб возврата». Ниже были более мелко начертаны инструкции, но прочитать их с такого расстояния не получалось. Степаныч шумно выдохнул и как-то съежился, словно сдувшийся мячик. Опустился на землю, привалившись к каменной стене. Я заговорил первый: -Степаныч, давай вернемся, не сможешь ведь. Сюда я тебя довел, а дальше как? Ни один человек в здравом рассудке не пойдет по этой тропинке смерти! Здесь наше место теперь, до самого конца. Не рви жи