Они потолкались на городской ферии — базаре, где женщины в пончо и чульо, шерстяных шапочках-ушанках, продавали с лотков и тележек фрукты и овощи, изделия кустарей, обувь, одежду и сладости. Торвилл попробовал «халву доньи Пепы», сваренную из муки, меда, корицы и тростникового сахара, оказалось вкусно, купил еще. У шестов с одеялами из шерсти ламы и альпаки мелькнуло знакомое лицо. Кристофер даже остановился — это был Улисс, но человек тут же затерялся в толпе, и ответить на вопрос, был ли это на самом деле Джонатан Улисс, никто не мог.
Торговля с тележек и колясок велорикш шла и на улицах Пикаля. Продавали всякую всячину: свечи размерами от мизинца до полутора метров в длину, статуэтки Христа, поделки из серебра, тростника тоторы, медвежьих когтей, тапочки из меха ламы, индейские мокасины и «археологические древности», найденные в горах.
Назвать город зеленым было нельзя, тем не менее деревья и кустарники на его улицах и площадях, где почти не ходил транспорт, встречались часто: низкие оливковые деревья, реликтовые кенуали, альгарробо, виноград и низкорослый кустарник тола, напоминающий можжевельник. Попадались и манговые, и даже бананы, оплетенные ползучим вьюном.
Альпинисты обошли Пикаль за два часа, побывали у Кальбидо, здания городского совета, посетили развалины какого-то древнего замка, возле которого высились серебристые резервуары нефтеперегонного завода «Кочан», и, усталые, побрели в отель, делясь впечатлениями. В Пирин, который был построен на северной окраине города, в стороне от людской суеты деловых и торговых кварталов, решили явиться на следующий день. Времени у них было много, первая экспедиция в горы была назначена на октябрь, ближе к лету, к хорошей погоде.
ПАРАКАС, ПИКАЛЬ
С тех пор, как в Пикале был построен исследовательский археологический центр Пирин, или, как его называли приученные к лаконичности жители города, П-сентре, у начальника полиции Доминго Рауля Эрнандеса не было спокойного дня. Он сразу был вовлечен в странные события, порой жуткие, порой курьезные, но всегда исполненные тайного и темного смысла.
Началось все с убийства Карлоса Хонтехоса, известного во всем Паракасе ученого-паракиниста, ставшего заместителем директора Пирина. А затем пружина событий начала закручиваться все туже и туже, не оставляя времени на тщательный анализ обстановки и размышления о долге полиции «сохранять мир и спокойствие».
В день приезда группы горноспасателей из Швейцарии, которым был доверен штурм стены Тумху, скрывающей за собой долину Пируа, из склада Пирина было похищено пять комплектов снаряжения для альпинистов. В тот же день произошла авария в аэропорту Пикаля, если можно назвать аэропортом взлетную полосу длиной в две мили и одноэтажное бунгало с двускатной крышей, построенное из адобе — глиняных кирпичей. Трехместный вертолет «Бертелли», как оказалось, не принадлежавший ни одному из гражданских ведомств, ни экспедиции, врезался в ангар с авиатехникой Пирина и взорвался. Взрыв разворотил алюминиевую крышу ангара, останки вертолета упали на тягач, начался пожар, но, к счастью, взорваться и гореть в ангаре было нечему. Пожар затушили, а из кабины извлекли троих: двое — летчики, третий — индеец-пигмей из долины Пируа. Как он попал в кабину «Бертелли», никто сказать не мог, потому что оба пилота скончались в госпитале Пикаля спустя три часа после аварии. Индеец остался жив, но молчал, не понимая вопросов, заданных ему специалистами по южноамериканским языкам, вызванными из Пирина.
Эрнандес лично участвовал в расследовании причин аварии наряду с экспертом Интерпола, прописавшимся в Пикале после открытия долины Пируа, но результатов не добился: вертолет не регистрировался в хозяйстве Пирина и не был приписан ни к одному из аэродромов страны, в том числе и к военным, а пилоты не числились в списках обслуживающего аэродром Пикаля и экспедиции персонала. Точка.
Капитан, как и после убийства Хонтехоса, связался со службой безопасности в Шочипилье, проанализировал возможные места нарушения границы разбившимся вертолетом, предполагая, что тот летел откуда-то из-за границы с Боливией, но сотрудник безопасности посоветовал Эрнандесу заниматься своими делами и не мешать. И капитан сделал вывод, что его служебное рвение имеет пределы. Тогда он взялся за изучение долины Пируа, справедливо полагая, что это может пригодиться ему в ближайшее время: как только передовая группа экспедиции найдет проход в долину, начнется новый этап ее прямого изучения, связанный с определением границ использования ее археологических памятников и установлением государственного контроля за соблюдением правил экоэтики. Однако оказалось, что информация о долине Пируа умещается на трех страницах машинописи. Летчики, открывшие долину, и единственная группа исследователей, сумевшая на вертолете пробиться в Пируа и прожить там четыре дня, слово в слово повторяли одно и то же: долина вытянута в меридианальном направлении, разделена, как соты, перегородками из скал на десятки почти недоступных участков, заросших мощным покровом сельвы, и представляет собой идеальный «затерянный мир» по Конан-Дойлю, разве что без реликтовых представителей фауны вроде летающих ящеров и динозавров. Но останки древнеиндейских сооружений археологи обнаружили, и очень богатые, судя по описаниям, хотя для их изучения нужны были десятилетия и усилия многих сотен специалистов из разных стран.
Тогда капитан стал без особой цели составлять досье на прибывающих в Пикаль иностранцев и паракасцев, не предполагая, к чему это его приведет в ближайшем будущем. Для этого дела он выделил молодого смышленого инспектора Алехандро Фьерро и дал ему в помощь сержанта Вюмера, немца по национальности, пожилого, но неглупого и умеющего держать язык за зубами. В тот же день Эрнандесу позвонили из Сегуридад, и уже знакомый работник безопасности сказал в трубку не очень вежливо:
— Капитан, оставьте самодеятельность. Ваше дело — поддержка порядка во вверенном вам регионе, международный исследовательский центр — не ваша епархия, как и прибывающие иностранцы. Как и уголовные дела, с ними связанные. Если появится необходимость, мы вас привлечем. Уяснили?
Капитан уяснил и дал зарок ни во что не вмешиваться, даже если Пирин взлетит на воздух, хотя совсем не работать он не мог.
За прошлую неделю в Пикаль, кроме альпинистов Нерана и Торвилла, а также начальника экспедиции Косински с помощником Миллером, прибыли врач Дэвид Аллен, американец; представитель комиссии эконадзора ООН Рыбин, русский; эксперты-археологи Сигурд Ингстад, норвежец, и две женщины — Джой Эксмур и Мириам Фитлинн. Джой работала врачом, Мириам — ботаником. Обе женщины, судя по описаниям Алехандро, были из разряда «старых дев», и почему их в предпенсионном возрасте понесло в Паракас, в гoры, Эрнандес понять не мог.
Проанализировав поступившие материалы, капитан запер их в сейфе, пообедал в кафе «Баньян» и снова приехал в аэропорт. Его необъяснимо тянуло туда, словно тайна разбившегося вертолета была крепко связана с его собственной судьбой.
Инспектор Кеведо-и-Вильегас, официально занимавшийся разбившимся вертолетом, встретил его на поле возле автофургона с эмблемой компании «Птичий глаз»: два голубых переплетающихся кольца и в центре глаз орла.
— Как дела, Уго? Что удалось выяснить?
Инспектор, тучный, лоснящийся от пота, потрогал свои длинные усы.
— Шеф, по аварии ничего нового выяснить не удалось. Не задень они старую антенну возле ремонтного ангара, ничего бы не случилось и никто ничего бы не узнал. Но тут есть занятная деталь. — Капрал снова подергал ус, понизил голос. — Возле ангара крутится подозрительный тип и, кажется, тоже интересуется разбившимся вертолетом.
— И кто же он, узнал?
— Нет, сеньор капитан. Молодой и ловкий, выше вас, в серых брюках и рубашке, сумка через плечо.
— Хорошо, разберемся. Пошли еще раз посмотрим на это место.
Ангар с ремонтирующейся техникой обслуживания аэропорта, где произошла авария, уже функционировал: алюминиевую крышу в месте взрыва залатали, поврежденную технику починили, пятна гари смыли и закрасили.
Эрнандес с любопытством прошелся по ангару, в котором было не так жарко, как снаружи, разглядывая моечные машины, автотрапы, тягач, трактор и заправщик. Ангар изнутри казался больше, в нем было сумрачно, гулял сквозняк, принося запахи бензина, солярки, масел, нагретого металла. Возле одного из скипов стоял вертолет «Бертелли» без стекол, со снятым винтом и помятым носом. В кабине возился техник в комбинезоне с «глазом» на плече, еще трое выправляли обшивку, грохоча пневмокувалдами. За вертолетом шумел вентилятор, автопогрузчик укладывал в стену контейнеры.
Капитан понежился в струе воздуха от вентилятора, побродил вокруг вертолета, стараясь не мешать работающим, попытался представить, как произошла авария.
Поскольку вертолет взорвался, значит, бак с горючим был полон, поэтому причиной аварии отсутствие топлива быть не могло. Остается грешить на пилотов: либо они были неопытны, либо не учли какие-то факторы, пролетая мимо антенны.
Эрнандес обошел тягач и не заметил, что за ним пристально наблюдает один из техников ангара.
Итак, пилоты… Неопытность отпадает, в условиях аэропорта, расположенного в горах, гробануться можно в два счета, значит, работать здесь должны асы. А какие факторы могли не учесть пилоты? Внешние отпадают, погода была тихая, безветренная, видимость отличная. Внутренние, скажем, пилот был пьян… Чепуха, его не выпустили бы на трассу. Хотя не исключено. Неполадки в управлении? Комиссия таковых не нашла. Был странный маневр, словно пилота кто-то подтолкнул под локоть, в результате чего вертолет рыскнул в сторону и вниз и врезался в старую антенну.
Эрнандес задумчиво погладил горячую стенку одного из боков ремонтной мастерской.
Маневр… словно пилота толкнули… Кто мог его толкнуть? Напарник? Он не самоубийца… Тогда остается индеец-абориген, обнаруженный в кабине. Куда его дели потом?..
Кто-то дотронулся до плеча капитана.
— Салют, камарадо.
Эрнандес оглянулся и узнал того самого сотрудника «Департаменте Сегуридад» — паракасского департамента государственной безопасности, с которым он беседовал по делу Хонтехоса месяц назад с глазу на глаз.
— Отойдем, капитан, — сказал сегуридо, молодой, загорелый, спокойный.
Они вышли из ангара под защиту фургона «Континенталь».
— Что вы здесь делаете, сеньор Эрнандес? Мы же с вами обо всем договорились и по телефону беседовали о том же: не суйтесь в это дело, оно вне вашей компетенции. Лавров оно не принесет, а для продвижения по службе достаточно четкой организации работы полиции при ловле торговцев наркотиками. Ваша самодеятельность доставляет нам только лишние хлопоты. Уберите этого болвана с аэродрома и давайте больше не возвращаться к этой теме. Идет?
Эрнандес сдвинул фуражку на затылок, сплюнул на бетон и засек время, за которое плевок испарился наполовину.
— Двадцать семь градусов, — сказал капитан полиции и поднял безмятежный взгляд на собеседника, который не уступал ему в умении держать себя в руках. — Я понял вас. Эдак я и вовсе останусь без работы, а? Если понадоблюсь, звоните, всегда к вашим услугам.
Эрнандес вскинул два пальца к фуражке и, окликнув капрала, зашагал к зданию аэропорта. Однако, не дойдя тридцати шагов, повернулся к видневшейся из-за бунгало наблюдательной вышке. Полицейский рысил сзади, обливаясь потом и мечтая о глотке воды.
Капитан поднялся на вышку, где за стеклом торчали трубы дальномера, и панорама Пикаля в окружении сельвы и гор развернулась перед ним во всем великолепии. Минут двадцать он разглядывал поле аэродрома, горную цепь на юге, стену Тумху на севере, за которой пряталась долина Пируа, а еще дальше — граница, и сказал вслух:
— Ясно, что вертолет летел с севера. Солнце светило им в глаза, вот летчики и налетели на антенну.
Эрнандес бросил последний взгляд на горы и увидел высоко над ними черную точку: это парил король Анд — кондор.
ШОЧИПИЛЬЯ — ПИКАЛЬ
Наутро голоногая горничная в голубой юбке с крохотным белым фартучком принесла ему конверт.
— Это вам, сеньор.
Улисс удивленно пожал плечами.
— Мне? Вы не путаете, сеньорита?
— Нет, велено передать альпинисту Улиссу из двадцать первого номера. Вы Улисс?
— Вчера еще был Улиссом, благодарю вас.
Оставшись один, Джонатан тщательно осмотрел и прощупал конверт, но никакого подвоха не обнаружил. Внутри, судя по всему, клочок бумаги, и все. Интересно, кто мог знать, что в Шочипилье он остановится в отеле «Маури», да еще в двадцать первом номере? Улисс вскрыл ножом конверт, поймал выпавший листок голубой банковской бумаги с водяными знаками, на котором было начертано всего одно слово по-английски: «Берегись!»
Хмыкнув, Улисс посмотрел бумагу на просвет, на всякий случай подержал над пламенем зажигалки — ничего, пусто — и спрятал послание в карман саквояжа. Оделся в свой обычный костюм: джинсы, бело-голубая майка с эмблемой фирмы «Кено», перекинул через плечо ремень фотоаппарата «Минолта» и отправился по обычному маршруту: «старый город» — площадь Оружия — муниципалитетский дворец — улица Уанкавелика.
Улицы «старого города», мощенные булыжником и адобе, были забиты толпой туристов, на площади Оружия с фонтаном и светильниками прошлого столетия народу было поменьше, а на улицах, огибающих президентский и муниципалитетский дворцы с тыла, бродили только кошки и редкие случайные прохожие: жилых домов здесь не было. Улисс сделал несколько снимков президентского дворца, не обращая внимания на охранников, наблюдавших за его манипуляциями, и направился прямо к ним.
— Простите, капитан, — обратился он к сержанту-полицейскому по-испански. — Я репортер, представляю «Диарио де ла тардэ». Разрешите сделать пару снимков этого великолепного реликта с газона внутри?
Сержант сделал непередаваемый жест, могущий означать все, что угодно, — от разрешения до отказа. Он был молод, но опыт имел немалый и на обращение «капитан» не реагировал совсем.
Улисс подошел к ограде и снял то место, где был убит комиссар полиции Альберто Тауро дель Пино.
— Говорят, у вас тут месяц назад произошла какая-то история с комиссаром, — сказал он и посмотрел на второго охранника, смуглого верзилу с лицом красавчика-херувима.
— Так бы сразу и сказал. — Сержант снисходительно сплюнул под ноги. — Проваливай, писака. Все, что можно выжать из этого дела, газетчики уже выжали, ты опоздал.
— Да? — Улисс разыграл жадное любопытство, что в общем-то и не надо было особенно разыгрывать, и сожаление. — Наши читатели любят сенсации, особенно в разделе уголовной хроники. Я аккредитован в столице, но, к сожалению, был в отъезде. Капитан, всего два слова для нашей газеты: что здесь произошло? Кто убил комиссара и за что? И правда ли, что он умер только через час, хотя в него попало сто пуль? Назвал ли он имя убийцы?
Полицейские, настроенные добродушно, переглянулись, сержант покачал головой.
— Все газетчики одинаковы, способны из мухи сделать слона. И откуда это в вас берется? Слышал, Гарсиа? — Сержант посмотрел на своего напарника. — Сто пуль! В то время как в комиссара попало всего тридцать две. И умер он почти сразу, через пару минут, а не через час. Откуда ты набрался такой чепухи, приятель? Спрячь игрушку, не то засвечу пленку, здесь нельзя фотографировать.
— Так ведь писали… — Улисс нехотя засунул фотоаппарат в футляр. — Всего-то две минуты? Из этого сенсации не выжмешь. Извините, полковник, видимо, придется искать другой материал. Спокойного дежурства.
Улисс перешел улицу, оглядываясь с видом великого разочарования, сфотографировал еще раз ограду и будку охранника и незаметно выключил миниатюрный кассетник в кармане рубашки. М-да, сеньор сержант, только таким лопухам, как вы, и охранять президента. Комиссар Пино жил две минуты после того, как в него попало тридцать пуль, из них двенадцать разрывные и две — в голову! Как такое возможно?..
Джонатан свернул на улицу Кьедрас-Неграс, и в это время в десяти шагах от него затормозил оранжево-голубой пикап с эмблемой «Птичьего глаза». Из него выскочили, щурясь на солнце, трое крепких парней в одинаковой униформе: серые джинсы и серо-белые куртки с короткими рукавами, с кармашками на груди и на боках, белые кепи. Делают вид, что вышли размяться. Интересный поворот.
Улисс нагнулся, завязывая шнурок на кроссовках. Сзади в тридцати шагах еще трое, одетые в местные вестидо: коричневые пончо, большие соломенные шляпы, сандалии из грубой кожи, но все трое выделяются из толпы прохожих особой поступью, упругой и в то же время словно крадущейся. Какого рожна им надо? Еще одна проверка на прочность? Не слишком ли много проверок для скромной особы бывшего альпиниста, а сейчас тренера в школе физической подготовки, соблазненного большим денежным призом за восхождение на стену Тумху в Пикале и завербованного для этой цели руководством экспедиции в долину Пируа?