К счастью, в этот момент я увидел вдали всадника; покачиваясь вперед и назад в такт широкому шагу, он ехал на двугорбом верблюде.
— Э-эй, по-до-жди! — размахивая шапкой и крича что есть силы, пытался я перехватить путника. Он придержал своего верблюда и, ожидая меня, пустил его пастись по джингилевым зарослям. — Ты откуда? — спросил я парня.
— Из Александровского поселка, — ответил тот, показывая на густые тугайные заросли, совершенно скрывавшие на берегу Сырдарьи домики крошечного поселка.
Я объяснил ему, в чем дело, и попросил его с помощью верблюда перетащить нашего упрямого осла на противоположную сторону Сурумбая.
— Послушай, ведь, кажется, у вас там все охотники — значит, порох, дробь нужны?
— Конечно, нужны, — улыбался парень, свернув с дороги и направляя верблюда вслед за мной.
Упершись всеми четырьмя ногами в землю и вспахав ими полосу, упрямая скотина в таком положении была втащена в воду и минуту спустя оказалась уже на противоположной стороне протока.
— Ну, спасибо тебе, выручил, — благодарил я парня, отсыпая ему дробь и порох.
Солнце скрывалось за горизонтом, но пустяки, теперь совсем близко: до станции оставалось меньше километра. Однако навьюченный нами осел на этот раз, как будто мстя за насильственное купание, решительно отказался идти к станции. Что мы только не делали, на какие хитрости не пускались, чтобы заставить упрямца сдвинуться с места! Но осел Виссариона был очень большой, отличался недюжинной силой, а наши силы на этот мучительный день иссякли.
Потухла на горизонте заря, сгустились сумерки, в окнах станционных построек приветливо вспыхнули первые огоньки, слабый ветерок донес к нам от жилья запах тлеющего кизяка. Потом прошло, вероятно, много времени, с грохотом пронесся мимо пассажирский поезд, один за другим потухли огоньки на станции, только пристальным зеленым глазом глядел на путях светофор да в небе мерцали звезды. А мы, доведенные упрямством осла до отчаяния, на берегу Сурумбая не знали, что делать.
— Пускай сам хозяин уговаривает своего прекрасного ишака дубиной, если не хочет, чтобы его волки съели. — С этими словами я сорвал поклажу и, навалив, сколько возможно, себе на плечи, пошел к станции. Подобрав остатки имущества, моему примеру последовал и приятель. У самой станции нас нагнал осел. Ему, видимо, было скучно оставаться одному на пустынном берегу Сурумбая. Занеся вещи в комнаты, мы столкнулись с новым сопротивлением осла — он не желал переступить порог конюшни. Тогда мы скрутили его веревками и при помощи двух стрелочников сволокли упрямца в конюшню. Утром его не оказалось на месте. Вероятно, еще до света он отправился к своему хозяину.
Я не хочу сказать, что осел непригоден для подобных поездок. Напротив, осел неприхотлив, силен и вынослив. Он способен поднять тяжелую кладь и безропотно пройти с ней сотни километров. Кроме того, осел привязывается к своему хозяину и к членам его семьи и в отношении их редко допускает непослушание. Даже маленькие дети быстро выучиваются управлять этим спокойным и послушным животным. Но упрямство осла часто ярко проявляется в отношении посторонних ему людей, и особенно тех из них, которые не умеют с ним обращаться. Однако после памятного для меня случая я предпочту пройти пешком большое расстояние, нежели воспользоваться ненадежным, по моим понятиям, видом транспорта.
Глава вторая
ЗАГАДОЧНЫЕ ОБИТАТЕЛИ ПУСТОГО ДОМА
По дороге в Казахстан я мечтал о ранней южной весне. Какое разочарование меня ожидало! Правда, Сырдарья уже вскрылась, лед на озерах потемнел и вздулся, но беспрерывно дул леденящий северо-восточный ветер и с наступлением ночи становилось так холодно, что оттаявшие на солнечном пригреве края водоемов к утру затягивались ледяной коркой.