На другой день таким способом я отрезал сычику отступление в подполье. Мой мучитель попался мне в руки, но, конечно, был помилован. Разве у меня поднялась бы рука на эту энергичную и полезную ночную птицу!
Так сычик стал моим первым пленником. Я поселил его в первой комнате, предоставив ему полную свободу в истреблении грызунов, и еще регулярно подкармливал маленького охотника застреленными воробьями.
Однако поимка сычика еще не раскрыла мне всех секретов временного обиталища. По-прежнему по вечерам комната наполнялась странными деревянными звуками, причем звуки стали сильнее и громче. Значит, в доме со мной жил еще какой-то невидимый сожитель, и мне нужно было разгадать и вторую загадку.
Как-то вечером, лишь только начался обычный концерт, я внес в пустую комнату лампу, поставил ее на стол, а сам прижался к стене и застыл в ожидании.
Минут двадцать я простоял неподвижно, звуки не возобновлялись. Тогда я небольшой палочкой постучал по столу, стараясь подражать своеобразным звукам неизвестного животного. Так я вызывал невидимку на ответ.
И он ответил. Спустя несколько секунд, вторя мне, послышались знакомые звуки. Они исходили от противоположной стены, покрытой глубокими трещинами. Я поднес к стене лампу и после внимательного осмотра обнаружил возле одной из трещин маленькую стенную ящерицу — серого геккона.
Гекконы — своеобразная группа ящериц. У многих гекконов на подошвах лапок имеются особые присоски, которые позволяют им лазать не только по древесным стволам, каменным и глиняным стенам строений, но и по более гладкой вертикальной поверхности. Они ведут ночной образ жизни, имеют крупные глаза с вертикальными зрачками. Многие гекконы охотно поселяются в строениях человека и прячутся в дневные часы в стенных трещинах.
Зимовавший в доме, согретый теплом моей печки геккон очнулся от зимнего оцепенения и, по-видимому решив, что настала весна, стал издавать свои весенние звуки. Окраска ящерицы настолько сливалась с окраской стенки, что заметить геккона было очень трудно.
В эту ночь я впервые уснул спокойно. Самое мучительное — неизвестность. А теперь я знал своих соседей и находил, что худо или хорошо, но жить с ними можно.
Многие люди питают суеверный страх перед домовым сычиком. Закричит в сумерки сычик на чьей-нибудь хате, и ее хозяин повесит нос и ждет несчастья.
На самом же деле безобидны, а во многих случаях и полезны для нас сычики и ящерицы, и серый геккон в частности. В большом числе они поедают насекомых, причиняющих много неприятностей человеку.
Глава третья
ОСТРОВ ИРИНБЕТ И ЕГО ОБИТАТЕЛИ
В двадцати километрах от станции Соло-Тюбе Ташкентской железной дороги среди сети глубоководных озер затерян маленький островок Иринбет. На этом клочке твердой почвы, окруженной обширными чистыми плесами и тростниковыми крепями, я работал в студенческие годы как начинающий натуралист. С этим уголком у меня связаны воспоминания об охоте на кабанов, о местных собаках.
В то время на острове Иринбет впервые появился крошечный поселок. Он состоял из небольшой землянки, широкого навеса, защищавшего от дождя и солнца, огромного ледника и четырех палаток. Обитали на острове два здоровенных парня — два Петра, посвятившие свою молодость охоте и рыбной ловле. Кроме людей, на острове жили двенадцать собак различных пород и ободранный, невероятно злой кот, ведущий полудомашнее, полудикое существование.
Несмотря на относительную близость аулов и наличие в двадцати километрах станции, остров Иринбет редко посещался казахами и русскими охотниками. Свора необузданных собак внушала страх всем соседям. Вследствие этого коренное население острова было значительно оторвано от мира и жило маленькими собственными интересами.
Увлекаясь кабаньей охотой, я частенько приезжал на станцию Соло-Тюбе и охотился в ее окрестностях. Многочисленные кабаны нередко травили здесь колхозные посевы.
Как сейчас вижу обычный ландшафт богатых водой частей Казахстана. Вдали высоко поднимаются сухие тростниковые крепи; арык, заросший джингилем и лохом, тянется среди равнины; здесь и там разбросаны то зеленые, то уже пожелтевшие участки посевов.
Вдвоем со стариком казахом мы сидим на его пшеничном поле, окруженном живой колючей изгородью, и беседуем в ожидании вечера.
— Как солнце спрячется, — ломая русский язык и помогая жестикуляцией, говорит мой собеседник, — сразу чушка пшеница придет.