Выбрать главу

Кэрны рванулась помочь вожаку своры. На него насели четверо волков. И пес стал сдавать. Полукровка не успела ему помочь. Долговязый, хмурый волк вывернулся неизвестно откуда. Он прыгнул на загривок и, не перевернись Кэрны на спину, быстро бы разделался с ней. Но ей повезло. Волк не ожидал, что окажется мордой к морде. И полукровка снизу стиснула его горло, прокусила. Но выбраться, скинуть его с себя не довелось. Кто-то подскочил спереди. Ухватил так, что нос Кэрны и верхние клыки оказались в чьей-то пасти. Кэрны рванулась, судорожно сцепила клыки: чьи крепче, те и возьмут. Но тот, спереди, стоял, а не лежал на спине, как полукровка, и крутил башкой. Кэрны задыхалась. Ну хоть один глоток воздуха! Тут кто-то из ездовиков подоспел. И чужие клыки разжались мгновенно. Кэрны встала. Увидела, что драка все набирает силу. Она бросилась к человеку. К нему уже подкрались два волка и рвут одежду.

Кэрны сбивает одного в реку так, что он летит в воду кувырком. Второй, ощерившись, бросается к полукровке. Та тяпнула за шею. Волк, пятясь, рыча, отступил. Но тут выбрался из реки второй. Он стал кружить вокруг, присматривая, где б рвануть без промаха. Кэрны вдруг припала, сделала ложный выпад вправо и тут же сдернула с плеча волка широкую полосу шкуры. Тот взвыл. Закрутился на снегу, скуля. Кэрны поспешила к вожаку своры. Но поздно. Волки на глазах разорвали его в куски. И, завидев полукровку, рванулись к ней. Кэрны знала: убегать нельзя и бросилась навстречу первому, самому сильному, матерому. Это был вожак стаи. Кэрны прыгнула, норовя сбить грудью. Но вожак устоял. Только резко отскочил, чтобы не получить повторного удара. И тут же, перехватив кинувшуюся на него полукровку за загривок, швырнул ее на снег, себе под лапы. Придавил морду. Кэрны не могла открыть пасть. Двое других волков караулили каждое ее движение. Полукровка взвизгнула, когда когти вожака впились ей в морду. Дернулась. Вожак нагнулся, чтоб перекусить ей горло, расслабил лапу, и Кэрны, уловив секунду, вскочила. Пасть к пасти сошлась с вожаком стаи. Но тот вдруг перестал рычать. Сел на снег. Стал втягивать носом воздух. Полукровка глянула на него внимательней. Это был белолобый. Он вырос. Шерсть его огрубела. Белолобый стал почти неузнаваем… И он не враз узнал полукровку. Лишь ее запах, почти забытый, остановил его от окончательной расправы.

Белолобый встал. Подошел к полукровке. Обнюхал ее бока, спину, морду, лизнул. Присев рядом с нею на снег, поднял морду кверху. Завыл протяжно волчью песню об одиночестве в тундре. Все эти годы… Кэрны и рада б была подтянуть. Рассказать о годах жизни у человека. Вон он — полукровка оглянулась. Волки подошли к ее хозяину. Человеку уже никто не мог помочь. От всей упряжки остались лишь две рыжие, патлатые суки, огрызавшиеся на наседавших волков. О человеке они забыли. До него ль? Себя б спасти. Вот и крутят хвостами, норовят сбежать в стланик, подальше от стаи. Но волков много. От них не уйти. Окружив рыжух, взяв их в кольцо, сомкнулась стая на короткое мгновение…

Лишь куски рыжей шерсти дружно полетели во все стороны, да короткий истошный визг напомнил всему живому, что ничто не вечно в тундре, кроме нее самой.

Кэрны сбила волчицу, норовившую добраться до человечьего мяса. Кэрны зарычала. И не миновать бы новой схватки, да белолобый подоспел. Усмирил. По-своему, как подобало вожаку. Волки отошли от охотника, уступив его белолобому и Кэрны.

Полукровка оглядела знакомый берег. Клочья шерсти, собачьи и волчьи, окровавленные, лежали на корягах, песке, кочках. Не стало своры. А человек… Вот он — все еще не ожил. Если и придет в себя, в радость ли ему это будет? Сама-то Кэрны чудом уцелела. Случись на месте белолобого другой вожак, валялись бы теперь в ягеле ее клочья. Стая быстро бы отделила в полукровке собачье от волчьего. С этими, уцелевшими, она не только сама, но даже с помощью человека не смогла бы справиться. Стая уменьшилась лишь на треть. Где не взять силой — нужна смекалка. И Кэрны, зная законы стаи, легла на спину человеку, как на свою добычу. Какую по праву подруги вожака могла никому не уступить. Только бы не пришел в себя человек именно теперь. Сейчас это было бы совсем некстати. Ведь он попытается встать. А тогда… Уж лучше пусть лежит тихо. Вот так…