Он полез в нижний карман своих подвернутых брюк-карго, вытащил небольшую пластиковую коробочку и протянул ее мне.
Это было детское радио из красно-белого пластика с маленькой антенной на одном конце. На самом деле белый цвет не был белым уже много лет, а в пластиковых канавках уже несколько лет была грязь. Выключатель, тюнер, колесо регулировки громкости. И почему-то мультяшное изображение желтой утки, тянущей телегу.
— Я не знаю, зачем пеликану повозка, — сказал он.
— Утке, — поправила я и была почти уверена, что он точно знал, что это за птица. — Оно работает?
— Конечно, еще как работает, черт его возьми. Думаешь, я новичок? Любитель? Я знаю, что делаю. Но это не радио.
Я посмотрела на него, потом на коробочку.
— Я не понимаю.
— Это своего рода способ поздороваться.
Он махнул рукой, а когда я вернула радио ему, щелкнул выключатель большим пальцем. Из динамика послышался глухой мягкий стук, но достаточно различимый. Быстрая пульсация.
Бп-бп. Бп-бп. Бп-бп.
— Что это?
— Это я, — ответил он, и я посмотрела на него. — Мое сердцебиение, — произнес он. — Я знаю, что для людей это имеет большое значение. Тебе понравится такая связь.
Когда я посмотрела на него, у меня навернулись слезы.
— Оно будет работать, даже когда Завеса закроется?
— Пока я жив, оно будет работать. И я, наверное, буду жив вечно, так что… — он приподнял плечо и откашлялся. — Я буду скучать по тебе, Рыжуля.
— Я тоже буду скучать по тебе, Моз.
Я наклонилась и обняла его, его руки, сомкнувшиеся на моих, напряглись, чтобы усилить объятие.
— Почему ты пахнешь солеными огурцами? — спросила я, когда отступила его.
— Рассол полезен для кожи.
— Сомневаюсь, что это правда.
Он прищурился.
— Ты просто пытаешься меня разозлить, чтобы не разрыдаться.
— Ты поймал меня, — сказала я и отпустила его.
И мы молча сидели на скамейке и смотрели, как оживает мир.
* * *
Тридцать минут спустя, когда автобусы уже заждались, а Пара начали подниматься на борт, Лиам обнаружил, что я все еще сижу на скамейке и все еще растеряна.
— Ты в порядке?
Я пожала плечами.
— Он придурок. И ему нравится самая отвратительная еда. Но он часть семьи.
— Да. Но я рад, что он может вернуться домой.
— Да уж.
Мозес сделал первый шаг, оглянулся через толпу, ища нас. И когда он нас нашел, улыбнулся.
А потом показал нам средний палец.
С ним все будет в порядке.
С нами со всеми будет.
Конец!