— Иди сюда, Мак. Здесь есть для тебя теплое покрывало. Оно тебя согреет. «Боже, не слишком ли я настойчива? Не оттолкнет ли его то, что я делаю? Светла, ты чертовская зануда».
Сзади неслышно подошел Маккензи. Она опустилась на песок, скрестив ноги. С минуту он молча смотрел на нее, потом последовал ее примеру и сел рядом.
— Нихонианские монахи приходят сюда, чтобы найти уединение, и раз в году совершают здесь особые обряды, — сказала Светла.
— Какие обряды?
— Если монах хочет жениться и вернуться к мирской жизни, он произносит слова свадебной клятвы именно здесь. Потом он находит в пещере укромный уголок и проводит здесь со своей невестой первую брачную ночь. Зачатые в этом священном месте дети вбирают в свой генетический фонд всю мудрость Зазена. Во всяком случае, нихонианцы верят в это. — Она повернулась к нему.
Маккензи все еще дрожал от холода. Но сейчас он казался уже более расслабленным, по мере того как тепло этого грота проникало в него.
— И это тебе тоже поведала Инайю?
— Да. Она думает, что во мне есть капля нихонианской крови, потому что мои глаза похожи на восточные.
Он внимательно всмотрелся ей в лицо.
— Но честно говоря, я не знаю, кто был моим отцом.
Улыбнувшись, он ответил:
— Ты не нихонианка, Светла. Твои глаза вытянуты вверх, а не вниз. Твои предки были монголами или, возможно, татарами. Это кажется более вероятным, особенно если учитывать твое славянское происхождение.
Перед ее мысленным взором возник образ храброго всадника, чей силуэт ясно вырисовывался на фоне звездного неба. Он скакал по диким степям в полночной тиши, сабля поблескивала в свете щербатой луны словно меч правосудия. Эта мысль захватила ее воображение.
Она посмотрела на Маккензи и подумала, какое же восхищение он вызывал в ней. Знал ли он, насколько был притягателен, когда был открыт и доброжелателен, и так непохож на того непобедимого воина, которым казался. Когда он был простым и доступным, она чувствовала, что готова была влюбиться в него по уши. Ее глаза невольно наполнились слезами.
Маккензи нежно смахнул их рукой. Он казался озабоченным ее плохим настроением.
— Что с тобой? Я тебя чем-то обидел? — прошептал он. — Если ты хочешь быть нихонианкой, то будь ею. Может, и мне тогда станет легче с ними общаться.
— Ты меня ничем не обидел.
— Тогда у тебя довольно странная манера выражать свою радость.
— О Мак, граница между радостью и печалью так неуловима, и существует столько оттенков этих чувств.
Она оперлась о его плечо, он обнял ее. На том месте, где его рука была поражена лучом бластера, осталось лишь несколько розовых пятнышек, затянутых новой кожей. Она повернулась к нему.
— Утром во время сеанса с доктором Фронто я рассказала ему все об О-Седо. Я рассказала ему, как он использовал мое униженное положение и почему из-за этого я избегала встреч с тобой. И ты знаешь, что он мне на это ответил? Он посоветовал мне переспать с тобой.
Она почувствовала, как его тело напряглось.
— Я не могу в это поверить.
— Ты же знаешь, что эти кибернетики считают, что надо вышибать клин клином.
— Но почему ты ему рассказала об О-Седо?
— Он пытается помочь мне понять себя, только и всего. Это его работа. Сирус приказал ему утешить меня. А чем, по-твоему, мы там все это время занимались, если не разговорами?
— Я никогда не думал об этом, — отведя руку в сторону и слегка отодвинувшись, ответил он.
— Что тебе не понравилось?
— Все в полном порядке.
— Глупости. Ты ревнуешь к доктору Фронто, правда?
— Я не ревную к Фронто.
— Хорошо, в чем же тогда дело?
— Я просто удивлен, что ты доверила свой секрет еще кому-то.
Несколько секунд ей безумно хотелось поспорить с ним, но она переборола себя, понимая, что это было бы ошибкой.
Светла подняла здоровую руку и повернула лицо Маккензи к себе. Она взглянула в блестящие изумруды его глаз и сказала:
— Я совершенно не хотела тебя обидеть.
Она прижалась к его губам. Секунду они оба наслаждались этим простым поцелуем, поглощая чувственность этого первого прикосновения друг к другу. Потом он медленно обнял ее, и они вновь слились в поцелуе, на этот раз куда более страстном.
Они целовали глаза, щеки и шеи друг друга, и Светла вдруг почувствовала, как ее переполняет острое желание. Наконец она уже просто не могла дышать, и воздух врывался в нее короткими быстрыми хрипами. Они упали на мягкий, похожий на пудру песок, их изголодавшиеся по ласке тела тесно переплелись. Странное чувство полного комфорта, которое всякий раз охватывало ее в его объятиях, снова завладело Светлой, и она покорно обмякла в его руках.