— Ох… Не дай нашей семье погибнуть.
Из-за темных кругов под глазами и сероватого цвета кожи бабушка казалась намного старше своих семидесяти четырех лет.
— О, ба, позволь мне спасти тебя. Скажи мне, что делать.
Она на секунду закрыла глаза.
— Мне очень жаль.
— Это не твоя вина, — я шмыгнула носом.
— Ребенок…
Ее голос был таким тихим, что мне пришлось наклониться очень близко, чтобы услышать.
— Какой ребенок?
— Твой ребенок.
Я наморщила лоб, не понимая, о чем она говорит.
— У меня нет ребенка, ба. И ты это знаешь.
— Семья. Это… Все. — Каждое слово давалось ей с трудом, как будто в легких бабушки не хватало воздуха, чтобы одновременно дышать и говорить.
Я закивала в знак согласия.
— Да. Семья — это все.
— Никогда не забывай нас.
Поднеся ее морщинистую руку к своему сердцу, я заверила:
— Я никогда не забуду никого из вас. Ханна, Мария, Каро, Джастин, мама, папа, мамочка… и ты. Ты будешь жить в моем сердце вечно.
Ее веки становились все тяжелее, и паузы, во время которых она должна была отдохнуть, прежде чем сказать еще несколько слов, становились все длиннее.
— Заведи… ребенка.
— Ты хочешь, чтобы у меня был ребенок?
— Да… — она едва заметно кивнула и снова закрыла глаза.
Вполне логично, что моя бабушка хотела бы, чтобы я присоединилась к другой семье и стала частью общины, но разве она не понимала, что я не переживу, если потеряю еще кого-то? Что, если начнется новая эпидемия? Моя душа уже была разорвана в клочья от горя.
— Ты должна!
Я слегка сжала ее руку.
— Дети — это величайший дар. Они приносят надежду.
— Но, ба…
— Роди ребенка, — повторила она и снова закашлялась. — Обещай мне.
У меня не было выбора. Поглаживая ее по волосам, я дала умирающей бабушке обещание.
— Даю слово. Я не позволю нашей семье умереть вместе со мной. У меня будет ребенок, и если это будет девочка, я назову ее Андреа в твою честь.
Едва заметное движение ее губ было единственным признаком того, что бабушка меня услышала. Глаза закрылись, и стало слышно напряженное дыхание.
Я сидела рядом, держа бабушку за руку, пока она крепко спала. Несколько раз мне казалось, что она умерла: между вдохами были долгие промежутки, но потом она делала еще один вдох и жила дальше.
Я делилась с ней своими любимыми воспоминаниями.
— Помнишь, как ты позволила мне переодеться в твою одежду? У тебя было то красное платье, которое я так любила, и хотя оно было мне слишком велико, ты сказала, что я выгляжу просто прекрасно.
— Я буду скучать по твоей выпечке, ба. Этот вкусных запах свежеиспеченного хлеба и пирожных… он всегда заставлял меня чувствовать себя любимой внучкой. Ты так баловала меня.
Мой голос срывался, пока я говорила о детских воспоминаниях и моей любви к бабушке.
Двадцать восемь удивительных лет своей жизни я чувствовала любовь этой женщины, а потом в дождливый июльский день 2236 года моя прекрасная, сильная и заботливая ба испустила последний вздох.
— Не-е-ет, — выдохнула я в душераздирающем отчаянном рыдании, которое заставило Нелли, нашу собаку, подойти, положить голову мне на бедро и заскулить.
Боль в груди мешала мне дышать. Я потянулась к Нелли и зарыдала, уткнувшись в ее шерсть.
«Моя семья погибла».
«Они все умерли».
Всего три месяца назад мы сидели в этом доме и праздновали двенадцатый день рождения Марии. Мой брат подарил ей большой, завернутый в красивую упаковку подарок и громко смеялся, когда оказалось, что это всего лишь его собственная крошечная фотография в рамке. Джастину было шестнадцать, и он так любил розыгрыши.
Мое тело казалось тяжелым, как будто горе от потери восьми членов семьи превратилось в мешки со свинцом, которые я должна буду носить всю оставшуюся жизнь.
Я не могла поднять руки или встать со стула. Все, что я могла сделать, это сползти на пол и рыдать.
«Этого не может быть».
«Пожалуйста, позволь мне очнуться от этого кошмара».
«Пусть это прекратится».
Я измученно свернулась в клубок, обхватив руками колени.
«Мне нужно позвонить и сообщить, что ба умерла».
Мысль о том, что ее тело заберут, и я останусь в этом доме одна, заставила меня заплакать еще сильнее. Я останусь совсем одна наедине с воспоминаниями, а что потом?
«Ах, если бы только я умерла вместе с ними».
Мысль была настолько ясной, что почти уняла мои рыдания.
«Это могло бы решить мои проблемы. Не стало бы больше ни горя, ни печали, ни одиночества. В любом случае, чего хорошего мне ждать?»