Она скрестила руки на груди.
— Но посмотри, как он скачет вокруг.
За последние несколько дней я видел более тридцати боев, и хотя это был один из финалов, и я поставил деньги на Уэйна, я был больше сосредоточен на реакции Девины на бой, чем на самом бою.
Когда двое мужчин начали наносить удары в воздух, зрители зааплодировали, а она зажмурилась. Прошло совсем немного времени, и Девина прижалась спиной к барьеру позади нас, как будто он мог поглотить ее целиком и спрятать от насилия, происходящего на поле. Обе ее руки были сжаты в кулаки и прижаты к нижней части лица.
— Ты в порядке?
— Нет.
— Просто помни, что они платят за то, чтобы быть здесь. Участники и зрители. Мы все это любим.
Медленно покачав головой, она посмотрела на меня.
— Как ты можешь наслаждаться чужой болью?
Я скорчил гримасу.
— Я бы не сказал, что мне нравится их боль, но для того, чтобы кто-то победил, должен быть проигравший, и я хочу, чтобы моя сестра вышла замуж за самого сильного защитника. Ты понимаешь это, верно?
— Даже если это означает, что он жестокий псих?
Я нахмурился.
— Он не будет жестоким по отношению к ней.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что, если это так, она может развестись с ним, и это было бы самой унизительной вещью для любого мужчины.
— Развод?
— Ну да. Престиж обладания женой огромен, и для кого-то испортить его и плохо обращаться с женщиной немыслимо. Муж должен защищать свою женщину и заботиться о ней. У нас так мало женщин, что они считаются самой редкой и драгоценной вещью в нашей стране.
— Женщины — это не вещи.
— Ты знаешь, что я имею в виду.
В течение двух раундов боя мы не разговаривали. Девина выглядела так, будто ей не очень хорошо, но осталась на своем месте.
Но вот Уэйн подпрыгнул в воздух и ударил ногой в лицо другому мужчине. Хлынула кровь, из толпы послышался громкий рев возбуждения, который усилился как раз в тот момент, когда противник Уэйна упал навзничь.
Мы сидели высоко, и никто не загораживал нам обзор, так что мы могли видеть все очень четко.
— О, Мать-природа. — Девина ахнула, ее глаза были прикованы к рингу, где Уэйн вальсировал возле противника, подогревая публику.
— Он насмехается над ним. — Девина засучила рукава на руках и плотнее натянула капюшон, будто могла защититься от того, что происходило на ринге.
— Публика любит шоу, и Уэйн популярен, потому что он всегда делает шоу.
В моих словах не было необходимости, так как дикие возгласы и топот ног в толпе говорили сами за себя.
Недалеко от нас мужчина в майке и кожаном жилете встал и начал размахивать в воздухе кулаком.
— Уэйн. Ты — гребаный чемпион. Убей неудачника.
Взгляд Девины переместился с мужчины на меня, и в ее глазах я прочел вопрос. Она хотела, чтобы я заверил ее, что он не говорил серьезно.
Я смотрел прямо перед собой.
Когда мужчина на земле попытался подняться медленными и нескоординированными движениями, Девина прошептала, как будто говорила с ним:
— Не вставай.
Мужчина продолжал попытки подняться.
— Кажется, он получил сильное сотрясение мозга.
— Может быть, — согласился я.
— Тогда он должен лежать.
Было ясно, что Девина не понимает правил боя.
Мужчина на полу встал на четвереньки и пытался подняться на колено, чтобы потом встать на ноги, когда Уэйн сильно пнул его в ребра. Мужчина застонал от сильной боли, а потом его вырвало.
Вокруг засмеялись и засвистели.
К этому времени Девина постукивала ногой так, будто хотела сбежать.
— Почему они не прекратят это? Ему явно нужна медицинская помощь.
Некоторые из людей в нашем ряду начали оглядываться.
— Перестань постукивать ногой, — пробормотал я так тихо, чтобы могла слышать только она. — Это заставляет трибуны вибрировать, и люди оглядываются. Веди себя спокойно и притворись, что тебе либо скучно, либо ты наслаждаешься шоу.
— Но разве ты не видишь, что бедняге нужна помощь? Почему они не прекратят драку?
— Единственный, кто может остановить ее — это он сам.
— Как? Его тошнит, и он ранен.
— Если он не сдастся, борьба продолжится.
Как истинный выпендрежник, Уэйн продемонстрировал отвращение к своему противнику, корча гримасы и оттаскивая мужчину от лужи рвоты. Он потянул его за волосы, заставив публику рассмеяться, и впервые в жизни я не чувствовал, что меня это забавляет.
Сочувствие и страдание, исходившие от Девины, заставили меня взглянуть на нашу культуру ее глазами, и это было некрасиво.