Ее попытка выжать воду из штанов была жалкой, поэтому я шагнул вперед, стараясь не обращать внимания на учащенный пульс.
— Позволь мне.
— Спасибо. Я все еще слаба.
— Неудивительно. Всего пятнадцать минут назад ты потеряла сознание от теплового удара. Ты пила в ручье?
— Да.
— Жаль, что я не захватил с собой немного еды, но я не подумал об этом.
— А как насчет полотенец? В беспилотнике у тебя нет полотенец?
— Боюсь, что нет. Прости.
Она пожала плечами.
— Ладно, солнце нас высушит.
Медленно, как столетняя старушка, Девина опустилась на землю.
— Тайтон.
— М-м?
— Мне так жаль, что я вынудила тебя уйти с турнира. Я знаю, как много это значит для тебя, и ты поставил много денег на Эммерсона. Он выиграл?
— Я не знаю. Но это ничего. Не беспокойся об этом. Мы вернемся к церемонии, так что все хорошо.
— Во сколько она состоится?
— В восемь.
— Ладно. — Девина легла на живот, используя руки в качестве подушек. — То есть у нас есть время вздремнуть, пока сохнет наша одежда? Я мало спала в последние ночи и устала.
Девина, лежащая на подушке из полевых цветов, была самым эротичным зрелищем в моей жизни, но я был полон решимости больше не пугать ее.
— Конечно, ты можешь вздремнуть.
Я хотел спросить о массаже, о котором она упоминала, но было бы это нормальным после того, как она только что потеряла сознание? Явно нет. Так что я лег рядом и закрыл глаза, слушая успокаивающий шум ручья и легкий ветерок, играющий в деревьях.
— Здесь мило.
— Ага.
Я лежал на спине, когда она повернулась на бок и придвинулась немного ближе.
— Могу я тебе кое-что сказать, Тайтон? — ее голос звучал сонно, как будто она вот-вот заснет.
— Конечно.
— Я очень скучаю по своей семье. — Девина сделала паузу, но я почувствовал, что она хотела сказать еще что-то. — Я скучаю по их объятиям и поцелуям. Иногда я прижималась к кому-нибудь из своих братьев и сестер, и мы спали в одной постели. Теперь осталась только Нелли.
— Твоя собака?
Она кивнула.
— Вы в семье часто обнимаете и целуете друг друга?
— Не очень. Вот когда я был ребенком — да.
— Ты когда-нибудь скучаешь по этому? — она зевнула. — Я имею в виду физический контакт.
Я поколебался, прежде чем сказать ей правду.
— Да, я скучаю по этому, но я взрослый мужчина. С кем бы я стал обниматься?
— Моя младшая сестра использовала меня в качестве подушки. Я играла с ее волосами и рисовала на ее коже. Я так любила это занятие.
Заметив, как ее голос дрогнул, я поднял голову и посмотрел на Девину, у которой были закрыты глаза.
— Ты что, плачешь?
— Прости.
У меня сдавило легкие от ее расстроенного вида.
— Хочешь, чтобы я тебе что-нибудь принес или рассказал анекдот?
— Нет. — Она перевернулась на спину и вытерла глаза руками. — Но не мог бы ты подержать меня за руку?
Одна из ее фальшивых бровей почти отпала, а другая искривилась.
— Конечно, я подержу.
— Я думаю, что это тоже нужно высушить. — Оторвав брови, Девина села и наклонилась, чтобы положить их поверх своих брюк, которые лежали на солнце.
Наши тела все еще были холодными от воды в ручье, но для меня это было прекрасно.
Протянув ей руку, я с любопытством наблюдал. Это был первый раз, когда Девина сама попросила меня прикоснуться к ней, и это волновало.
Все еще сидя, она повернулась ко мне.
— Если хочешь, можешь использовать меня как подушку.
— Хм… Как? — спросил я.
— Ханна нашла бы самое мягкое место, чтобы положить голову. — Она похлопала себя по животу и снова легла.
Повернувшись всем телом, я опустил голову, чтобы лечь ей на живот. Сначала я был осторожен и напряжен, но потом ее пальцы начали перебирать мои волосы, и я закрыл глаза и расслабился.
— Каждый раз, когда мы с Ханной делали это, она говорила одно и то же.
— Что?
— Обещай не пукать. — Девина тихонько рассмеялась, но по тому, как дрожал ее голос, я понял, что ничего забавного в этом для нее не было.
— Мне жаль, что ты их потеряла.
— И мне. Я не думаю, что когда-нибудь снова стану собой.
Было заманчиво попытаться отвлечь ее от печали, но я чувствовал, что ей нужно вспомнить о семье, поэтому просто подбодрил ее:
— Расскажи мне о своей семье.
Рассказывала Девина долго. О бабушке, которая была целительницей, о биологической матери, у которой был жесткий для жительницы Родины характер и которая любила старинные любовные книги.
Вторая мать была потрясающей поварихой и баловала всех детей.