Я с тоской посмотрела на офис шерифа — он был здесь, прямо перед нами. Нас там ждут зацепки, которые мы должны изучить, но я знала, что Олаф не угомонится. Поскольку Эйнжел и Петра обе выступали в роли наживок, вопрос, вероятно, все-таки заслуживал ответа. Ебаный в рот.
— Эйнжел знает, кто я такой, какой я на самом деле? — Спросил Олаф.
Я обернулась и посмотрела на него.
— Знает.
— И все же она флиртовала со мной.
Я кивнула.
— Насколько грубый бондаж она предпочитает?
Мне пришлось приложить усилие, чтобы не скривиться и не покраснеть, но со вторым я провалилась. Это заставило Олафа улыбнуться, а я в ответ уставилась на него в упор. Я начинала злиться и радовалась этому. Гнев лучше смущения.
— Не такой грубый, как нравится тебе. — Мой голос был густым от гнева, а кожа дышала жаром.
Олаф расстегнул свои ремни безопасности, чтобы повернуться корпусом к Никки, который все еще сидел сзади.
— Но достаточно грубый, чтобы удовлетворить тебя?
— Если речь идет о групповушке с участием Аниты, то да.
Я только-только перестала краснеть, как вспыхнула вновь.
— Закрыли тему. — Отрезала я.
Олаф уставился на меня — его глаза скрывались за стеклами темных очков, но эту степень сосредоточенности и внимания я ощутила прямо на своей коже.
— Если мы собираемся встречаться, Адлер, я должен знать некоторые вещи.
— Он может спросить меня, когда тебя не будет рядом, Анита. — Предложил Никки.
— Нет уж. Думаю, если ты собираешься отвечать, то я должна знать, что именно ты ответишь.
— Даже если тебя это смущает?
— Даже так. — Сказала я, и внезапно почувствовала, что снова себя контролирую. Это была альтернативная форма храбрости, а я, блядь, буду храброй.
— Валяй, спрашивай. — Бросил Никки.
— С другими женщинами ты занимаешься сексом только в присутствии Аниты? — Поинтересовался Олаф.
— С Эйнжел — да.
— Что насчет Петры?
— Она из тех, кто меня боится и не любит грубостей.
— Значит, у тебя не было с ней секса?
— Не было.
— Так, хватит, ладно? Нас там улики ждут, помните? — Сказала я и потянулась к дверной ручке.
— Еще один вопрос. — Попросил Олаф.
Я прижалась лбом к дверному стеклу.
— Какой? — Спросила я, и это прозвучало устало даже по моим меркам.
— Анита способна заниматься достаточно грубым сексом и бондажем, чтобы удовлетворять тебя, но понравится ли ей это настолько грубо, насколько нужно мне?
— Лично меня все устраивает. — Ответил Никки. — Наши кинки совпадают.
— Учитывая тот факт, что я смотрел твои видео, я удивлен, что Анита на такое пошла.
— Мои видео в основном про работу — про то, как быть пугающим, и заставлять людей верить угрозам моего бывшего прайда, либо это просто была реклама для наших потенциальных клиентов. Там то, что Анита не пережила бы без шрамов или чего похуже — это все для сбора информации, для дела. Вот что я имел в виду, когда говорил об определенной точке. После нее это уже просто работа.
Я сидела в машине и мысленно старалась добраться до той устойчивой части себя, которая была пустой и фонила, как белый шум, чтобы меня не парил тот факт, что мужчина, которого я люблю, говорит такие ужасные вещи. Я знала, кем был Никки, ну, или кем он был, когда мы познакомились. Я знала, что если бы не привязала его к себе, он бы, вероятно, до сих пор радостно пытал и убивал бы народ по всему миру вместе со своим прайдом наемников. Мне просто было тяжело слышать, что он говорит об этом, как ни в чем ни бывало. Внезапно я поняла, что была для Никки не Джимини Крикетом. Скорее я была для него дорогой в Дамаск (поворотный пункт в жизни — прим. переводчика).
— Я наслаждаюсь своими видео. — Заметил Олаф.
— Никто бы такого не пережил, так что — нет, Аните не нравится так грубо, как это нравится тебе. — Возразил Никки.
— Я бы хотел попробовать. — Произнес Олаф.
— Я не очень хорошо представляю, как нам протестировать твои сексуальные предпочтения, и при этом сохранить жизнь Аните. — Заметил Никки.
— Я бы хотел попробовать ванильную версию того, что мне нравится. Если такая существует. — Сказал Олаф.
Я уже больше не могла сидеть в своем тихом белошумном мирке.
— Аниту слишком огорчает этот разговор, я больше не могу его продолжать. — Заметил Никки.
— Нам надо идти в офис, сейчас же. — Выпалила я. Открыв дверь, я отстегнула ремни и даже поставила одну ногу на гравий, когда меня догнал глубокий голос Олафа:
— Я бы хотел получить твое разрешение на разговор с Никки, чтобы обсудить с ним детали и понять, насколько совпадают наши кинки.
— Не знаю, что тебе на это сказать. Мысль о том, что Никки вывалит на тебя столько личной информации обо мне, чертовски меня напрягает.
— Но если мы действительно собираемся встречаться и заниматься сексом, то чем больше информации друг о друге мы получим, тем лучше, разве не так?
Я оглянулась на него и мне пришлось сражаться со своим лицом, чтобы не показать свою панику. Олаф улыбнулся — широкой и счастливой улыбкой хищника.
— Не прячь от меня свой страх, Адлер. Ты ведь знаешь, я наслаждаюсь им.
Ну все, хватит. Я выбралась из машины и направилась к офису шерифа. Мне нужно больше людей вокруг. Я устала быть единственным не-социопатом среди окружающих.
55
Никому из Коалиции, в том числе и Никки, Ледук не позволил ознакомиться с новой уликой. Она касалась дел полиции, а никто из ребят полицейским не был. С этим мы спорить не могли, так что Ньюман посоветовал ребятам небольшую гостиницу у дороги.
— Она ближе всего и там хорошие комнаты. По дороге есть мотель и несколько апартаментов, которые можно снять через Airbnb, но они похуже, и я не могу гарантировать, что там будут свободные места.
Ледук неохотно согласился и даже позвонил хозяину гостиницы, поскольку знал его лично, как и всех местных. Там было два свободных номера, которые можно было заказать на ночь, и еще один, который освободится завтра. Никки забронировал все три, а Эйнжел позвонила в мотель. Однако из соображений безопасности «котики» не хотели, чтобы мы разделялись.
— Почему тебя это не беспокоит? — Спросил Олаф у Никки.
— Я этой ночью буду там же, где Анита, так что ее спина прикрыта.
В какой-то момент я волновалась о том, кто будет охранять двух других девушек. Пьеретта сама была телохранителем — она предложила себя в качестве наживки потому, что никто не сомневался в том, что она в состоянии справиться с Олафом. Мои кишки, стянувшиеся тугим узлом, не были в этом уверены. Поскольку Эйнжел не подходила под профиль его жертв, насчет нее я переживала меньше, но как только Никки уверил всех присутствующих, что останется со мной, когда я лягу спать, они прекратили спорить насчет безопасности и уехали проверять номера в гостинице. В местном мотеле комнат было достаточно, так что искать другие места для ночлега необходимости у нас не было. Никто не стал целовать меня на прощание, потому что Ледук не спускал с нас глаз, ожидая очередного перегиба с публичным проявлением чувств. Итан и Эйнжел заставили меня пообещать им, что я позвоню или отпишусь, как только мы изучим улики.
— Если нас здесь не будет, мы не сможем помочь тебе с Бобби. — Сказала Эйнжел.
— Я знаю, обещаю, что сообщу вам, когда мы закончим. — Ответила я, и я действительно собиралась это сделать.
Ледук не показал нам улику до тех пор, пока ребята не уехали. Он ввел код, чтобы разблокировать смартфон, и продемонстрировал нам чертовы улики против Бобби: фотографии спящей Джоселин, снятые с такого угла, как будто кто-то смотрит на нее сверху вниз и находится в непосредственной близости. Никому из нас Ледук не позволил прикоснуться к телефону, чтобы не добавлять лишних отпечатков пальцев. Я не могла с этим спорить, но шериф вел себя так, словно эта улика будет действительно представлена, как доказательство, в суде. Каждым снимок был гвоздем, заколоченным в гроб Бобби, и подчеркивал, насколько он был одержим своей сводной сестрой. Там даже было селфи, которое снял Бобби — он улыбался в камеру, а Джоселин рядом с ним явно спала. Фотографии выглядели так, словно Бобби в течение месяца пробирался в комнату Джоселин, пока она спала, а может, и того дольше. На телефоне также было видео, где завернувшийся в простыни и одеяла Бобби болтал в камеру, лежа на сбитой постели своей сестры.