— Нет. Тебе своей жизнью нужно заняться. Заведи себе любовницу.
— Что ты несёшь? Ты в своём уме?
Саша усмехнулся.
— Представь себе — да! Просто… Это ведь нормально. Если ты начитался, что в шестнадцать все подростки становятся неадекватными ревнивыми зверушками, то, извини, это не обо мне. Я тоже люблю маму, но… Пап, — он сделал паузу, проникновенно заглянул мне в глаза и договорил: — жизнь продолжается.
Жизнь продолжается…
Кацуми больше нет. Мии, возможно, никогда и не было. Однако Катя…
Катя стояла передо мной, посреди прихожей. Её бархатистое пальто цвета молочного шоколада приятно вторило нежным русым локонам с оттенком какао. Глаза её — горький миндаль — смотрели на меня томно, вопросительно, нежно. Губы лепестками роз раскрывались навстречу поцелуям.
Я остановил наш порыв. Даже на пороге страсти нам не следовало торопиться.
— Что-то не так? — спросила она.
— Пойдём.
Сняв верхнюю одежду и обувь, мы прошли в мою комнату. Всегда одинокую комнату, поскольку я предпочитал находиться здесь наедине, даже когда Кацуми была жива. Японские гравюры по стенам, аскетичные стеллажи с книгами, окно, письменный стол, кушетка, циновки на полу вместо ковра. Единственное украшение — традиционный комплект из двух самурайских мечей, длинный и короткий — свадебный подарок Сакаэ. Катя загляделась них.
— Настоящие?..
— Да.
— Можно потрогать?
Я снял с держателя длинный меч, Дайто, взялся за рукоять, вытащил из ножен и аккуратно передал девушке. Он зачарованно всматривалась в зеркальную поверхность клинка. Древнее оружие вне всяких сомнений могло гипнотизировать.
— А вы умеете им управляться?
— Немного.
— Покажете?
— Может быть, потом.
Катя не без сожаления отдала мне меч, я вернул его на место.
— Ты голодна?
— Нет, — она покачала головой, растерянная и смущённая. Быть может, тем, что я говорю не о том, о чём бы ей хотелось. — Юрий Александрович, я хочу, чтобы вы знали…
Я обволок её лицо ладонями и потребовал замолчать с помощью поцелуя. Я слишком соскучился по этому ощущению простой телесной близости и, казалось, мог целую вечность наслаждаться безмерной наградой жизни, подпитываясь из источника женских губ. Я был сам не свой — Катерина сводила меня с ума. Она отобрала у меня последнюю возможность сдерживаться и сторицей отдавала собственное желание. Однако именно она теперь отстранилась первой.
— Я хочу, чтобы вы знали, — упрямо повторила Катя, — это не только из-за диплома…
— Я ещё не давал тебе своё согласие, что стану вести твой диплом.
— Знаю. Но…
— И даже более того, как я могу теперь вести тебя?
— Но я хочу, чтобы именно вы меня вели.
Я улыбнулся.
— Катя… — пригладив мягкие волосы, я прикоснулся своим лбом к её лбу и замер на некоторое время. — Ты ставишь меня перед жестоким выбором.
— Не отталкивайте меня больше, пожалуйста, — прошептала она. — Я этого не вынесу.
— Ну, что ты такое говоришь?
— Правду.
— Тебе всего двадцать лет…
— Двадцать один.
— А я вдвое старше. Я прожил дважды время, которое ты успела прожить.
— И что?
Я прижал её к себе крепко.
Не хотелось разговаривать, совсем не хотелось. Но так было нужно. Так оставалась хоть какая-то видимость здравомыслия.
Отойдя на несколько шагов от девушки, я сел на кушетку, а Катя осталась стоять. Я рассматривал её совершенно открыто, уже отбросив тот факт, что мне по статусу не положено любоваться своими студентками.
Она прошлась по комнате. Невысокая, стройная, изумительно сложенная. Не совсем в моём вкусе, но отрицать факт её сексуальной привлекательности было невозможно. Маленькие стопы, крохотные ладони, тонкая талия. Черничное платье с широким подолом длиной до колен. Славянские черты лица с выразительными глазами виделись мне в некотором роде экзотическими. Японцы ценят славянскую красоту. А я любил красоту азиатскую, наверное, потому что не был японцем.
Дойдя до моего стола, Катя поглядела на фотокарточки в рамках. Два простых, но любимых портрета.
— А это?..
— Это мой сын. Саша.
Она улыбнулась, подняла со столешницы Сашино фото и пристально рассмотрела его, не прекращая улыбаться.
— Какой он у вас… необыкновенный.
— Да. Не очень на меня похож.
— Неправда, похож. Очень похож.
— Точно не характером.
Катя поставила рамку на место и взялась за вторую.
— Его мама?
— И моя жена. Кацуми.
— Она?..