Не отрываясь от столько желанных губ, я просто впечатываю Мару в стену, крепко обнимаю. Чувствую, как ее руки скользят по моей спине, поглаживают. Ощущаю, как дотрагивается до моей шеи, зарывая пальцы в мои волосы на затылке. Ее отзывчивость невероятная. Безропотность, на которую можно плотно подсесть, покоряет. Такая приучит и, не успеешь оглянуться, как станешь ручным ее зверем, преданно заглядывая в глаза. Оно мне надо?
Целуя Мару, открываю глаза, смотрю перед собой. Ее дыхание прерывистое, тело льнет ко мне, по-прежнему обнимает меня, как и я ее. Из зала доносятся аплодисменты, приглашающие танцовщицу на сцену. Зрители ждут шоу.
Перехватываю запястья, резко от себя отстраняю Мару. Растерянно смотрит на меня туманным взглядом. Даже сейчас с распухшими от поцелуев губами она красива. Нужно иметь огромную силу воли, чтобы не поддаться искушению. И указать на место в моей жизни.
Стискиваю оба запястья, дернув Мару в сторону, кидаю ее на пол. Она ахает. Опирается на руки, поднимает голову. В ее глазах непонимание происходящего, а меня накрывает злость. На себя, на нее. И когда чувствуешь себя неправым, чувствуешь, что сам совершил ошибку, хочется обвинить в этом другого.
— Ты пересекла черту, - тихо говорю, выравнивая сбитое дыхание. – Думаешь, что красивыми глазками и покорностью расположишь меня к себе? Хочешь быть моей любовницей? Будешь тогда приходить, когда я тебе скажу, уходить тогда, когда я разрешу. Прикажу стоять, ты должна будешь стоять, и ждать меня. Будешь послушной собачкой своему хозяину, - не выбираю слова. Знаю, что они унижают, оскорбляют и обижают. Этого и добиваюсь. Я хочу растоптать Мару, чтобы не чувствовать предательское влечение к ней, в зачатке уничтожить любые чувства к ней.
Выдерживаю потрясенный взгляд. Она ошеломлена моим поведением, это прекрасно читается на ее лице. Хочется еще чего-то обидного добавить, но в голове происходит настоящий хаос. Меня раздирают противоречия. Удерживаю себя от желания опустить рядом и приобнять. Это будет выглядеть неуместно после сказанного. Совершенно не ощущаю, что правильно поступаю. Беру себя в руки и прохожу мимо Мары, все еще сидящей на полу. Я чувствую между лопатками ее взгляд, не оглядываюсь. Рассчитываю, что это наша последняя встреча.
10 глава
— Наиль Даянович, вот документы на подпись. Вот график ваших встреч на завтра, - секретарь кладет на край стола папки, замирает в ожидании дальнейших указаний.
— Спасибо, - сдержанно отвечаю. По моему дальнейшему молчанию мой сотрудник понимает, что на этом все. Тенью удаляется из кабинета. Ценю людей, которые понимают все без подробных объяснений.
Рабочий день завершен, но я остаюсь еще работать. Засиделся бы допоздна, но входящий телефонный звонок отвлекает от дел. Номер незнаком. Такие ситуации напрягают. Повышается тревожность. Все внутри замирает, покрываясь ледяной коркой.
— Алло.
— Наиль Данович, добрый вечер. Это директор садика, в который ходит ваша дочь. Извините за столько поздний звонок, просто я не могу дозвониться до вашей жены. Инаре стало плохо, мы ее отвезли в больницу…
— Говорите в какую, я сейчас приеду, - обрываю директора, вскакивая со стула. Пока мне диктуют адрес, сдергиваю с вешалки пиджак и вылетаю из кабинета.
Больницы вызывают дрожь, стоит только просто подумать. Когда с нами был Аяз, мне порой казалось, что больничный запах пропитал не только мою одежду, но и всего меня с ног до головы. Я чувствовал этот запах на своей коже, на своих волосах. Даже после смерти сына мне все еще мерещились во снах белые стены, люди в халатах, монотонный писк аппаратов.
На крыльце больницы меня встречает директор. Она явно на стрессе. С бледным лицом, трясущимися губами, перепуганным взглядом заглядывает меня в глаза и пытается как-то коряво объясниться. Я совершенно ее не слушаю. В больничном коридоре меня ждет врач. Мы с ним скрываемся в кабинете. И пока он медицинским языком рассказывает мне о состоянии дочери, я пытаюсь дозвониться до Лейлы. Абонент не абонент.
Несмотря на долгую речь доктора, состояние Инары не вызывает опасений. Мне сообщают, что утром могут выписать и отпустить домой. Я соглашаюсь, сообщая, что ночь проведу рядом с дочкой в палате. Палату, конечно, Инаре выделили для особых пациентов. До Лейлы по-прежнему невозможно дозвониться.
Медсестра отводит меня в палату. Сначала на меня нападает некий ступор. Я с трудом заставляю себя двигаться. Как только остаюсь один со спящей дочкой, падаю в кресло. Развязываю галстук и расстегиваю несколько пуговиц на рубашке. Пытаюсь дышать глубоко, прийти в себя. В свое время Лейла советовала мне посетить психолога и поговорить об Аязе, его смерти. Естественно, никуда и ни к кому я не ходил. Все мои переживания, страхи остались при мне.