— Привет, — произнесла она мягким тоном, широко улыбнувшись ему.
Мужчина заговорил глухим хриплым шепотом, нежно коснувшись ее щеки здоровой рукой.
— Мне казалось, что все это происходит во сне. Кто вы?
— Нет, это не сон, а я — Эллин Дуглас. — Довольная тем, что он очнулся, она не воспротивилась его невинной ласке.
Эллин молчала, пока мужчина пытался собраться с мыслями. Затем он тяжело опустил руку на постель, и было видно, что это усилие стоило ему большого труда. Он снова посмотрел на нее и, превозмогая боль, криво улыбнулся.
— Значит, Эллин Дуглас… А я Прайс Ричардсон, и, судя по всему, я еще не умер.
— Кажется, нет, — сказала она с улыбкой. — Если бы вы умерли, то не испытывали бы боли.
— Верно, — согласился он. Его улыбка исчезла, и он заскрежетал зубами, попытавшись сменить положение на неудобном матраце. — Корабль… О Боже!
Он закрыл рукой глаза и содрогнулся от страшных воспоминаний.
— Мистер Ричардсон? — тихо позвала обеспокоенная Эллин.
— Простите, — сказал он.
— Если вы полежите спокойно еще несколько минут, я постараюсь поскорее закончить обработку ваших ран, — промолвила Эллин, пытаясь отвлечь его от грустных мыслей.
Он посмотрел на нее глазами, полными боли, и она ощутила необъяснимое волнение, когда их взгляды встретились. Эллин мягко коснулась его плеча.
— Я быстро.
Прайс закрыл глаза, и Эллин облегченно вздохнула. Она перевязала ожоги, затем умело прочистила глубокую рану на лбу и наложила чистую повязку. Хотя рана была серьезной и, без сомнения, болезненной, Прайс вел себя достаточно спокойно, пока она обрабатывала ее.
— Выпейте это. — Эллин предложила ему чашку разбавленного водой виски.
— Благодарю, — пробормотал он.
Она помогала ему держать чашку, пока он жадно пил.
— Не спешите.
Он снова лег, испытывая ужасную слабость.
— Я не знаю, как попал сюда, однако…
— Теперь помолчите, — сказала Эллин, заметив, что он стиснул челюсти, стараясь превозмочь боль.
Прайс хотел было узнать подробности того, как оказался здесь, но сознание его затуманилось, и через несколько минут он погрузился в сон.
Эллин оставалась рядом с ним, пока он не затих, а потом вышла на полуразрушенное крыльцо, где ее ждала Глори.
— Я должна прибраться в этом доме. Можешь принести метлу, швабру и мыло?
Глори поспешила в главное здание, в то время как Эллин и Фрэнклин устало прислонились к провисшим перилам крыльца.
— Он будет жить?
— Думаю, да, хотя надо попросить деда осмотреть его, как только он вернется из Мемфиса, — сказала она, и Фрэнклин одобрительно кивнул. — Его зовут Прайс Ричардсон.
Они наслаждались, подставив лица теплому утреннему солнцу. Эллин, расслабившись, лениво отмахнулась от надоедливых мошек.
— Мисс Эллин! — Их покой нарушил громкий крик Глори.
— В чем дело? — спросила Эллин, сбегая с крыльца.
— Ох уж эта миссис Констанс! Она говорит, что я не смею ничего брать для проклятого янки! Она вырвала метлу из моих рук! — негодующе сообщила Глори.
Эллин вздохнула и обняла девушку.
— Не волнуйся. Я сама позабочусь об этом. Ты сделала все, что могла. Возвращайся домой со своим отцом, а я поговорю с моей матерью.
Глори присоединилась к Фрэнклину, а Эллин, распрямив плечи и высоко подняв голову, направилась к большому дому, приготовившись к сражению. Мать была серьезным противником, и ее трудно было переубедить, если она вбила себе что-то в голову. Эллин хорошо представляла, какая нелегкая задача стоит перед ней. Единственной надеждой была поддержка деда, когда он вернется из города. Эллин вошла в дом и направилась прямо на кухню, чтобы взять то, что ей было нужно. Дарнелл предусмотрительно удалилась, не желая оказаться меж двух огней. Эллин уложила в корзину еду и чистые медицинские принадлежности, после чего вышла наружу.
— Минуточку.
Резкий, повелительный тон матери заставил Эллин остановиться. Она поставила корзину.
— Да, мама?
— Что у тебя там? — спросила Констанс, преграждая ей дорогу.
— Еда и чистое белье.
— Для чего? — В голосе ее появились язвительные нотки.
— Я поместила янки в домике надсмотрщика, поскольку ты отказала ему в удобствах нашего дома.
— Я уже высказалась по этому поводу. — Глаза Констанс были холодными и неумолимыми.
— Извини, мама, но дед учил меня ценить любую жизнь, и я не позволю этому человеку страдать.
— Тогда убей его и избавь от страданий! — прошипела Констанс. — Как ты смеешь заботиться о человеке, который, возможно, застрелил твоего отца и брата?
Эллин не хотела продолжать разговор и повернулась, чтобы уйти.
— Ответь мне, юная леди! — не унималась Констанс, лицо ее покраснело от гнева.
— Мне нечего сказать тебе. Поговори об этом с дедом.
— Я не стану говорить с ним! Это последняя капля, переполнившая чашу моего терпения! Раз ты поступаешь как последняя дрянь, я буду соответственно относиться к тебе. Убирайся из моего дома!
Эллин посмотрела в лицо матери, храня спокойствие и достоинство.
— Сообщи деду, как только он вернется, что мне надо немедленно увидеться с ним.
Констанс ничего не ответила и, повернувшись спиной, пошла прочь. Эллин была потрясена таким поведением матери, охваченной слепой ненавистью, и ужасно разозлилась на нее. Она устало села на ступеньки лестницы, ведущей на галерею, и долго смотрела на хлопковые поля невидящим, полным тревоги взглядом.