В комнате было темно, но они ясно видели, что творится в душе друг у друга. Желание вспыхнуло с такой силой, что пришлось обойтись без раздевания. Ребекка не успела опомниться, как Джексон опрокинул ее на спину и пригвоздил к постели всей своей тяжестью.
Войдя в тело Ребекки, он глухо застонал от мучительного желания немедленно достичь экстаза, но вдруг вспомнил, что не принял никаких мер предосторожности.
— О черт! — проворчал Джексон, перекатываясь на бок. — Подожди, милая.
«Вот он, удачный момент, — подумала Ребекка. — Скажи ему».
Но нет, сейчас этого не стоило делать: сегодня на Джексона и так обрушилось слишком много неожиданностей. Известие о том, что ему предстоит стать отцом, может переполнить чашу.
— Посмотри в комоде, — сказала Ребекка и вскоре услышала, как зашуршала фольга.
— Прости, милая, — прошептал Джексон, лаская в темноте ее тело. — Не стоит мучить еще одного невинного ребенка: ему придется жить в ужасном мире.
Его губы коснулись ее живота и медленно скользнули вниз. Теперь уже остановиться не могли ни он, ни она. Ребекка застонала, но не от этих страстных поцелуев: слова Джексона до сих пор звучали в ее ушах. А потом ее сердце застучало в такт с движениями его рук, и она заплакала. Но не от пронзившего ее наслаждения, а от страха за ребенка, которого Джексон, судя по всему, не хотел.
Как в одном человеке могут уживаться такие разные чувства: любовь и ненависть? Душа его по-прежнему оставалась для нее тайной за семью печатями. Впрочем, и у Джексона вопросов к себе было больше, чем ответов.
Глава 18
На следующее утро Джексон вышел из душа в довольно мрачном настроении. Предсказания Ребекки сбылись: он стал героем дня.
Телефон не умолкал с самого рассвета. Сначала Джексон старался разговаривать мягко и вежливо. Но чем больше на него сыпалось вопросов, тем лаконичнее и суше он на них отвечал. Когда раздался третий звонок, его терпение лопнуло. Но Ребекка придумала выход: включила автоответчик и убрала звук. Теперь пусть звонят, сколько душе угодно, главное — чтобы Джексон их не слышал.
А он, весь мокрый и недовольный жизнью, стоял в ванной и расчесывал густые влажные волосы. Только Джексон собрался вытереться, как вдруг в дверях появилась Ребекка с чистым полотенцем, перекинутым через руку.
Безмятежно улыбаясь, она прислонилась к стене и окинула одобрительным взглядом обнаженного мужчину, стоявшего на коврике.
Джексон не сумел сдержать улыбки. Да, от дочки служителя церкви можно ожидать любых сюрпризов.
— Ну? — спросил он наконец. — Ты дашь мне полотенце или хочешь, чтобы я умер от воспаления легких?
Ребекка протянула ему полотенце, но ее глаза лукаво блеснули.
— Какая жалость, что ты сейчас накроешься — тут столько интересного!
— Я могу устроить шоу — лично для тебя, — предложил Джексон.
— По-моему, это неплохая идея, — ответила она со вздохом. — Но к нам едет папа.
— Черт!.. — Джексон опять нахмурился и начал яростно растираться полотенцем.
— Нет, не надо больше притворяться. Пришла пора сказать ему правду. К тому же у папы больше нет причин для упреков.
Джексон закатил глаза, поразившись наивности этого замечания.
— Дорогая, ты судишь с позиции женщины. Ты не представляешь, что это значит для отца — увидеть в доме своей малышки голого мужика.
— Но я уже не маленькая. И мне плевать, что он подумает. Так было всегда. Я молчала только потому, что ты так хотел. Будь моя воля — весь свет давным-давно узнал бы, как я люблю тебя.
— Допустим, с меня снято обвинение в убийстве, но мое прошлое от этого лучше не стало. Оно все равно безобразное.
Ребекка взглянула ему прямо в глаза:
— Я и не хочу, чтобы оно было другим. Я люблю тебя, а не какого-то выдуманного человека. Мне жаль, что твое детство было столь ужасно. Стоит подумать об этом — и у меня сердце разрывается. Но я люблю тебя именно таким, каким ты стал, пережив все страдания. И хотела бы, чтобы и ты научился любить себя.
С этими словами Ребекка удалилась, оставив Джексона наедине с самим собой и с истиной. Прошло довольно много времени, прежде чем он вспомнил о Даниеле, который должен был вот-вот приехать. Выскочив из ванной, он побежал натягивать джинсы.
Через несколько минут Джексон, по пояс голый, заглянул на кухню:
— Ребекка, я не могу найти свои майки.
— Наверное, они в сушке. Сейчас посмотрю. Не хочешь пока почитать газету?
— Ты стираешь мои вещи?
— Для самоуспокоения, — прошептала она. — Тебя долго не было. Я начала нервничать, потом испугалась и наконец дошла до такого состояния, что в пору было или выбросить эти вещички с тобой вместе на улицу, или постирать их. И тут-то как раз выяснилось, в чем дело.
Ребекка направилась к двери, но Джексон остановил ее и торопливо поцеловал в ухо.
— Мне так жаль!.. — пробормотал он, полный раскаяния.
— Не надо жалеть, — усмехнулась Ребекка. — Лучше скажи спасибо, что твои майки выстираны, а не валяются где-нибудь на лужайке.
Он рассмеялся и вышел на крыльцо за газетой. Ребекка скрылась в комнате, где стояла стиральная машина.
Как только Джексон отворил входную дверь, из автомобиля, подъехавшего к дому, выпрыгнул какой-то человек и бегом помчался к нему. Знай Джексон о нежданном госте, он приоделся бы ради такого случая. А теперь он стоял, полуобнаженный, сразу после бритья, перед бойким репортером, торопившимся поскорее получить сенсационные новости.
— Мистер Рул! О чем вы думали в тот день, когда вас арестовали? Вы боялись оказаться рядом с закоренелыми преступниками? Как складывалась ваша жизнь за решеткой?
Джексон окаменел от ярости.
— Ты что, черт возьми, здесь делаешь? — проворчал он. — Это — частное владение!
— Меня зовут…
— А мне плевать, как тебя зовут! — Джексон шагнул навстречу репортеру. — Я не даю интервью. Убирайся или я вызову полицию!
Но упрямый репортер сунул свой магнитофон прямо ему под нос.
— Вы когда-нибудь видели, как насилуют вашу сестру? Вы знаете, что случилось с ее ребенком?
Джексону уже сказали, что Молли перенесла выкидыш примерно через неделю после того, как ее поместили в психиатрическую лечебницу. Но он не собирался ни с кем делиться ни этой, ни какой-либо другой информацией, касающейся их жизни.
— Ах ты, слизняк! — пробурчал Джексон себе под нос, оттесняя репортера к его машине. — Да как ты смеешь задавать такие вопросы совершенно незнакомому человеку? Тебе что — нравится зарабатывать деньги на людских страданиях? Лучше подыскал бы себе какую-нибудь настоящую работу.
— Но публика имеет право…
— Нет у публики никаких прав совать нос, в мою личную жизнь! — зарычал Джексон, прервав репортера на полуслове. — А теперь вон отсюда!
Выпалив это, он с равнодушным видом поверулся и направился к дому. Репортер вытаращил глаза, увидев шрамы на его спине. Он единственный воочию убедился в том, каким ужасным истязаниям подвергался Джексон Рул в детстве.
И тут сработал инстинкт. Вот оно — материальное доказательство! Репортер схватил фотоаппарат, висевший у него на плече, навел на фокус и принялся за дело. Один кадр, второй, третий — получилась целая серия снимков, на которых с графической четкостью запечатлелась стройная, атлетическая фигура Джексона и его широкая спина, исполосованная руками безумца.
Услышав щелчки, Джексон резко обернулся. Это был последний, самый лучший кадр: лицо Рула, полное ярости и откровенной угрозы. Репортер усмехнулся. Он знал, конечно, что именно из-за поразительного сходства Джексона с отцом к Молли вернулась память. Отличная тема для завтрашней передовицы. У него перед глазами уже мелькали заголовки. Что-нибудь вроде «Каков отец… таков и сын?»…
— Я получу повышение, это уж точно, — про бормотал бойкий журналист, прыгнул в свою машину и умчался прочь.
А Джексон, ничего не подозревая, поднял газету и направился к дому.
— Убрался отсюда, и то хорошо, — пробурчал он и тут же услышал шум подъезжающего автомобиля.