Финн кое-как протянула весь длинный унылый день, дожидаясь, когда Райна принесет ей обед. Наконец солнце скрылось за горами, и ряды высоких сосен один за другим погрузились в темноту. Финн распахнула окно, и в комнату ворвался вечерний ветер, взметнув занавески и перелистнув страницы книг, разбросанных на столе. Она привязала к ножке стола веревку и выбросила другой конец в окно, потом вытащила крошечный шелковый пакетик, который всегда носила с собой в кармане. Финн встряхнула его, и в руках у нее оказался длинный черный плащ, в который она закуталась и накинула на голову капюшон. Ткань тихонько затрещала и заискрила, и ее обдало мимолетным холодом. Гоблин мяукнула, и девочка наклонилась и взяла кошку, спрятав ее в глубокий карман плаща.
Наконец раздался скрежет открываемого засова и скрип ключа в замочной скважине. Она затаилась в темноте, стараясь дышать как можно тише. Дверь открылась, и в холодную темную комнату полился свет. Пышная фигура Райны с фонарем в руке четко вырисовалась в желтом прямоугольнике двери. Она нерешительно ступила внутрь с подносом в руках.
— Миледи? — позвала она. Не дождавшись ответа, она позвала еще раз. Услышав в голосе Райны тревожные нотки, в комнату вошли стражники. Один из них держал в руке лампу. Ветер тут же погасил пламя.
Пока Райна со стражниками обыскивали комнату, Финн бесшумно проскользнула в дверь и пошла по коридору. Пьянящая радость бурлила у нее в крови. Они хотели удержать Финн Кошку под замком, но я им всем показала, злорадно пело у нее в душе.
Торопливо спускаясь по черной лестнице, Финн услышала музыку и смех, доносившиеся из главного зала. Она беззвучно проскользнула в один из боковых коридоров, через заднюю дверь для слуг пробралась в зал и, спрятавшись за тяжелыми бархатными занавесями, выглянула в щелочку.
Вдоль трех стен огромного сводчатого зала тянулись длинные столы, за которыми сидели мужчины и женщины из замка, а перед ними были расставлены блюда с мясом, хлебом, жареными овощами и кружки с элем и пряным вином.
Гвинет сидела за высоким столом с племянницей, сыном, наиболее знатными дворянами и придворными дамами, а за двумя длинными боковыми столами устроились певец, арфист, сенешаль, сказитель, казначей, виночерпий и остальные придворные, рассаженные в соответствии с их титулами и положением. Позади знати стояли их личные слуги, все в ливреях своих хозяев и с выражением крайнего презрения на лицах. Когда кухонные служители внесли тяжелые подносы и сгрузили их содержимое на подсобный стол, все оруженосцы бросились вперед и принялись препираться из-за лучших кусков мяса и дичи, которые они подносили своим хозяевам или хозяйкам, преклонив колени.
За столами в дальнем конце комнаты сидели слуги самого высокого ранга. Обычно они не ели в главном зале, но сегодня их пригласили сюда, чтобы дать возможность тоже посмотреть представление. Вместо позолоченных фарфоровых тарелок, как у сидящих за высокими столами, они использовали толстые ломти черного хлеба, накладывая на них рагу из баранины с картофелем и обрезки жареной оленины, фазана или медовой свинины, которую аристократы побрезговали есть или бросить собакам, шнырявшим под ногами. Когда хлеб пропитывался соусом настолько, что больше не мог служить тарелкой, они съедали его или бросали собакам, выбирая себе новый кусок с деревянного блюда, стоявшего в центре их стола.
Поглощая немыслимые количества еды, толпа смотрела представление циркачей, выступавших в центре зала. Финн вытянула шею, чтобы получше разглядеть, но массивная фигура кухарки заслоняла ей весь обзор. Она видела лишь быстро мелькающие золотистые шарики в рукаве жонглера, а потом внезапный вихрь цвета — это акробат сделал сальто высоко в воздухе, под самыми балками.
В зале горели все камины и множество свечей, так что даже высокие потолки были ярко освещены. Финн поколебалась, потом прикусила губу, натянула капюшон подальше на лицо и выскользнула из-под защиты бархатных занавесей. Постоянно отскакивая и уклоняясь, чтобы не попасть под ноги запыхавшимся слугам, она пробралась вдоль стены зала, забравшись на помост, где стояли высокие столы.
Многие из высоких кресел, украшенных затейливой резьбой, пустовали, поскольку отец Финн, Энгус, и большинство его людей до сих пор не вернулись. Финн медленно отодвинула одно из кресел, слегка поморщившись от скрежета деревянной ножки по натертому полу. Дождавшись момента, когда всеобщее внимание было приковано к огнеглотателю, засунувшему в рот горящий факел, Финн залезла в кресло и устроилась на мягком кожаном сиденье, облокотившись на стол.
Она восхищенно смотрела, как огнеглотатель отклонился назад, пока его длинные волосы, собранные на затылке в хвост, не коснулись пола, а потом пропихнул горящий факел себе в горло и закрыл рот, так что его щеки изнутри озарились красным светом. Медленно и театрально он вытащил факел, черный и дымящийся, потом выпрямился. Его щеки все еще были надуты и светились тем же жутким малиновым огнем. Из сжатых губ вырвалась струйка дыма, а затем и длинный язык племени, чуть не опаливший ей лицо. Финн инстинктивно отпрянула, стараясь не завизжать вместе с остальными.
Огнеглотатель принялся жонглировать шестью пылающими факелами, один за другим глотая их, а потом своим огненным дыханием поджег картонный обруч. Черноглазая девушка, примерно того же возраста, что и Финн, перекувырнулась сквозь пылающее кольцо, потом прошлась колесом по залу, а огнеглотатель начал перебрасываться кинжалами и мечами с молодым мужчиной в небесно-голубой куртке и малиновой бархатной шапочке с пером банаса. Клюрикон в зеленом атласном камзоле пустился отплясывать джигу, и колокольчики у него на ногах и на шее позвякивали, когда он кружился и подпрыгивал в вихре летящих ножей.
Подальше Финн разглядела двух мальчиков, расхаживающих на ходулях. Их шутовские колпаки задевали потолок. Мужчина с расчесанной надвое льняной бородой развлекал слуг карточными фокусами и шутками, а рядом с ним сидела женщина, перебирая струны гитары. Остальные музыканты бродили вокруг, играя на скрипках и флейтах или колотя в бубны, украшенные разноцветными ленточками.
Черноглазая девушка исполнила несколько грациозных кувырков назад, оказавшись на противоположном конце зала, а потом сделала высокое сальто, вскочив на балки, где закачалась вниз головой, точно пестрый арак. Потом она легко спрыгнула вниз, приземлившись на плечи мужчине в малиновой шапочке с такими же, как у нее, блестящими глазами, темными, точно чернильные озера. После этого она грациозно соскочила и раскланялась, вызвав бурю аплодисментов.
Мучимая страстным желанием быть циркачкой, а не банприоннсой, Финн дождалась, пока все взгляды не устремились к молодому циркачу, который демонстрировал невероятную гибкость, медленно протянула руку и стащила из стоявшего прямо перед ней блюда кусочек жареного фазана. Оглядевшись, чтобы убедиться, что за ней никто не наблюдает, она утащила его под плащ и разделила с эльфийской кошкой. Они обе вот уже два дня ограничивались скудным тюремным рационом и теперь умирали с голоду. Финн с радостью поела, не только для того, чтобы насытиться, но и чтобы успокоиться. Почему-то в плаще-невидимке ей всегда было как-то не по себе, точно он был сделан из немного колючего материала, а не из мягчайшего шелка. Волосы у нее вставали дыбом, а по коже начинали бегать мурашки. Казалось, ее окружает холод и мрак зимней ночи, а не одежда, сделанная для тепла. Она каждый раз радовалась, снимая и пряча его в карман, но никогда не оставляла плащ в комоде или в шкафу, чувствуя необходимость постоянно иметь его при себе, чтобы при желании коснуться его в любой момент.