— Смотри, Дуняша, будешь каяться, да не воротишь.
Дуня испугалась и не знает, какая-такая вина за нею.
— Экие вы дуры безопасные! — сказала старуха. — Бегаете неосторожно и прыгаете через канаву как попало! Годится ли так делать? Посмотри-кась, что ты теперь наделала: ведь ты, дура, честь свою испортила! Кто тебя замуж возьмет?
— Ах, бабушка! Нельзя ли похлопотать да поправить как-нибудь?
— То-то поправить! За все про все отвечай бабушка! Поди-ка сюда, делай, что скажу, да терпи, хоть и больно будет.
— Хорошо, бабушка.
— Смотри в окно да раскорячься пошире, а сама чур не оглядывайся; а то все дело пропадет, в то время и поправить нельзя будет!
Заворотила ей сарафан и махнула пастуху. Иван подкрался тихонько, скинул портки и начал поправлять Дунькину честь.
— Ну что, хорошо? — спрашивает старуха.
— Хорошо, бабушка! Ух, как хорошо! Еще поправь, бабушка! Я тебя никогда не забуду.
Покончил свое дело пастух и спрятался за печку.
— Теперь, — сказала старуха, — ступай, глупенькая, домой! Да моли за Бабушку Бога.
На другой день погнала Дуня скотину и опять стала дразнить пастуха кобылою; а он ей в ответ:
— А не хочешь ли, честь тебе поправлю!
— Ну хорошо, Иван, — сказала с укором девка.
— Не знаю, как тебе, а мне хорошо было, — отвечал пастух.
Стояли в деревне солдаты, и бабам это очень очень нравилось, дело-то, сами понимаете, житейское: хозяин на заработке, а хозяйка и пьет, и ест, и спит с солдатом! Вот у одного мужика была жена сильно гулящая. Много раз заставал он ее и с мужиками-то и с солдатами, а все она права оставалась. Один раз застал ее мужик с ёбарем в сарае:
— Ну, блядь, что теперь станешь говорить?
А она пока под парнем лежала — говорила:
— Виновата, мой милой друг!
А как встала да прибежала в избу, сейчас бросилась к свекрови и давай плакать.
Пришел муж и говорит:
— Ну, матушка, я людям не верил, а теперь я сам застал жену с ёбарем в сарае.
А баба со слезами:
— Видишь, матушка, какую терплю я напраслину!
— Ах ты, блядь проклятая, ведь я сейчас поднял тебя из-под Андрюшки!
— Врешь, подлец! Ну-ка скажи, куда я головою лежала?
Мужик задумался и сказал:
— А черт тебя знает, куда ты головой лежала!
— Вот вишь, матушка, как он врет-то!
Мать накинулась на сына и давай его ругать.
— Хорошо, — говорит мужик, — я тебя, голубушку, опять скоро поймаю!
Прошло некоторое время, связалась та баба с солдатом, и пошли они вместе в сарай. Положил ее солдат на вязанку соломы и давай еть. Хозяин-то и подметь, пришел в сарай и захватил солдата на своей жене.
— Ах, брат служивый! Это не хорошо.
— Черт вас разберет, — отвечает солдат, — она говорит хорошо, а ты — нехорошо, на вас не угодишь!
— Я, брат служивый, пойду на тебя просить!
— Ну ты ступай, еще проси, а я уж выпросил.
Жил-был мужик, у него была молодая хозяйка. Вот пришли в деревню солдаты и поставили к этому мужику в постояльцы одного служивого. Как легли они вечером спать все вместе: хозяйка в средине, а мужик с солдатом по краям. Мужик лежит да разговаривает с женою, а солдат улучил-то времечко и стал хозяйку через жопу валять. Мужик разохотился было и сам на бабу слазить и хотел ее пощупать — хвать за пизду рукою и поймал солдатский хуй.
— Что ты делаешь, служивый?
А солдат храпит себе, будто спит крепким сном.
— Ишь какой служивый! — сказал мужик, — сам спит, а хуй в пизду направил.
— Извини, хозяин, и сам не знаю, как он туда попал!
Долго подбирался солдат, как бы выебать хохлушку; вот и надумал и говорит хохлу:
— Хозяин! У тебя в доме много чертей, спать не дают! А ты как спал?
— Я, слава Богу, хорошо!
— Ну, я нынче с тобой лягу!
Хохлушка и говорит:
— Пусть с нами ляжет!
Хохол согласился. Вот сам хозяин лег с краю, хозяйку положил в середку к себе передком, а солдат улегся к стене и начал подталкивать хозяйку через жопу. Хохол протянул тихонько руку и ухватил солдата за хуй.
— А, сам спит, а хуяку пустил в чужую пиздяку!
— Что ты, чертов сын, ухватил меня за хуй? — закричал солдат, — я и жене твоей не позволю — не только тебе!
— А такая у тебя, господин, служба, пускаешь хуяку в чужую пиздяку?
— Да разве он лазил туда?
— Ишь какой! Да я его оттуда насилу вытащил!
— Экий блудливой шельма! Ну, намну ж я ему бока, не станет он у меня шляться по чужим дырам.