— А я думала, ты чуть больше принесешь, — она вынула деньги, пересчитала их и крикнула: — Вунджин, иди за пивом, у нас закачивается!
— Ты уже всё выдула?! — возмутился муж и, заметив сына, проигнорировал его, взяв деньги. — Нельзя приглашать всю улицу, у нас соджу как вода! — он икнул, побредя к выходу, шатаясь, а потом, выйдя на улицу, затянул одну из песен своей молодости.
— Уёни поправился с тех пор, как мы его видели в последний раз, — сказала одна из подруг матери, пока мужние руки гладили ее бедро. Уён еле заметно сглотнул, а уголки его губ взлетели вверх, чтобы не показать истинных чувств. Этот дом — единственное место, в котором он улыбался по принуждению. — Хорошо жить не запретишь… Садись, расскажу тебе об одних таблетках, вес сразу уйдет, как… Короче, уйдет.
— Нет, спасибо, я ненадолго зашел, — ответил Уён, поправив очки. — Только тост подниму… — он налил себе немного пива, совсем чуть-чуть. — Сегодня день рождения у моей мамы, самого дорогого для меня человека, и я хочу пожелать ей счастья, удачи в жизни, верных друзей и… — он едва сдержался, чтобы не добавить «выздоровления», но сказал только: — И как можно больше любви. Давайте выпьем за нее, — он чокнулся со всеми по очереди и, выпив пиво залпом, вытер губы, почувствовав отвращение. Взглянув на часы, Уён понял, что может опоздать, и, воспользовавшись тем, что все снова заговорили о чем-то своем, отвел мать в сторону. — Мам, ты была в клинике? Ты не брала трубку вчера, я записал тебя на два часа дня, помнишь?
— Я уже говорила тебе, что не нужна мне клиника, без нее прекрасно живу, — рассмеялась госпожа Чон и чуть толкнула сына в плечо. — Уёни, забудь, что я там тебе говорила, ну не могу я отказаться от этого, — она схватила бутылку открытого дешевого соджу и сделала глоток из горла. — Не надо меня больше никуда записывать, а если сделаешь это — можешь больше не приходить сюда. Еще не хватало, чтобы ты сдал мать в лечебницу.
— Мы уже об этом говорили, и ты обещала мне, что ляжешь в центр для алкозависимых. Я не могу один покрывать все ваши долги по коммуналке, — мягко сказал Уён, но мать всё равно одарила его неприязненным взглядом. — Ладно, не думай об этом, но мы же говорили о том, что ты хочешь лечиться, деньги накопить, новую работу найти… Мам, я прошу тебя, сходи хотя бы на прием, чтобы понять, насколько всё серьезно. Я запишу тебя снова.
— Не надо никуда меня записывать… если ты для этого пришел, то убирайся и не порть мне день рождения! Ты мать в дурку или лечебницу всё равно не сдашь! — она снова толкнула Уёна и ушла на кухню, вмиг забыв о его существовании, а потом кто-то достал гитару и, шпаря мимо нужных аккордов, затянул еще одну песню молодости.
Ускорив шаги и выйдя из дома, Уён практически побежал, минув ворота, и прикусил рукав рубашки, чтобы не закричать от безысходности. Сколько раз он уговаривал мать лечиться? Сколько раз она, будучи трезвой, плакала и клялась, что пойдет на прием? Сколько сил и денег ушло на то, чтобы найти одну из самых дорогих центров? И снова всё впустую! Другого ждать и не стоило, но Уён все эти дни жил надеждой на лучшее, верил, что обещания матери — не пустой звук… И всё снова напрасно! Он пнул валяющуюся банку из-под пива и впился в волосы до боли, чтобы остановить поток нахлынувших на него слез, но они упрямо рвались наружу, а с опухшими глазами на работу явиться было нельзя ни в коем случае, чтобы снова не получить выговор за «неподобающий внешний вид». Пройдя еще немного и поднявшись вверх по склону, Уён увидел знакомую машину и облегченно вздохнул.
— Всё как всегда? — сдержанно спросил Сан, ковыряющий носком землю, на что Уён в ответ только кивнул, сев на переднее сиденье, достал зеркало, вынул из сумки тональный крем и принялся замазывать синяки под глазами, а потом вдевать линзы. — Я привез те шмотки, о которых ты просил. Как умудрился штаны порвать? — спросил Сан, чтобы отвлечь Уёна.
— Да махнул ногой неудачно, пока этих буйных разнимал, — отмахнулся Уён, быстро моргая глазами, чтобы линзы встали как надо, и прибирая очки в футляр. — Спасибо, я позже тебе деньги переведу, как будут… Всё на врача ушло, к которому мать даже не явилась, — он скинул с себя футболку и надел вместо нее белую рубашку, оставив расстегнутыми несколько пуговиц. — Еще и этот проклятый проект, который придется делать самому. С Миён договорились, что она будет мне за это энергетики покупать, я сейчас вообще на нуле, а без них не проживешь.
— Ты мог просто попросить у меня, бестолочь, — Сан сел за руль и завел двигатель.
— Я знаю, — проговорил Уён и, поменяв штаны и ботинки на дорогие кожаные, пристегнулся. Его ждет очередная бессонная ночь.