— Зачем?
— Здесь кинохроника, Центральное телевидение, пусть всем покажут. Полно иностранных специалистов. Пусть знают.
— Хорошая идея, — одобрил генерал. — Надеюсь, технология соблюдена?
— Так точно, товарищ генерал, двадцать лет на службе.
— Ну. В чем проблема?
— Полковник Овечкин приказал все стереть, то есть все закрасить. Прессу выгоняет. Ну наболело. Не могу я стереть ВКС. Рука, товарищ генерал, не поднимается.
— И это правильно!
— Не хочу нарушать субординацию.
— И это правильно.
— Пусть командир сам доложит…
— Давай его сюда.
— Переключай, — скомандовал Ваничкин капитану и побежал обратно к начальнику космодрома. Успел к самому началу разговора.
— Овечкин слушает.
Генерал начал издалека и вкрадчиво:
— Вам известно, полковник, что семьдесят процентов всех отечественных космических аппаратов запускает наш военный космодром «Песецк»?
— Так точно, товарищ генерал.
— А вы знаете, полковник, что с космодрома «Песецк» уже выполнено полторы тысячи запусков?
— Так точно, товарищ генерал. Знаю.
— А страна не знает! Стране говорят, запущен космический спутник Земли. И все. Из утюгов слышно «Байконур», «Байконур». А где «Песецк»? Где наш космодром? Пресса сообщает, мол, «на орбиту выведен искусственный спутник Земли». А ракеты сами не летают. Их запускают наши доблестные Военно-космические силы!
— Товарищ генерал…
— Да, полковник, не летают!
— Товарищ генерал, разрешите…
— И это должны знать все! Правильно ваш Ваничкин написал — ВКС!
— Так нарисовал черт-те что…
— Я ему разрешил. Вам не нравится эмблема ВКС?
— Да тут эмблема ни при чем, товарищ генерал…
— Оставьте все как есть. Телевидение пусть снимет. Подполковнику объявите благодарность. Отныне на каждой ракете обозначайте — ВКС. Требую и впредь поддерживать ценные инициативы личного состава.
— Разрешите, товарищ генерал…
— Время не стоит на месте, товарищ полковник. И мы сами должны меняться. Кончайте с этой показушной секретностью. Давно пора быть доступными.
— Товарищ…
— Более открытыми… В разумных пределах, конечно.
Связь прервалась. С лица начальника космодрома не сходили красные пятна. Шинель на груди подергивалась от ударов сердца. Тяжело дыша, он еле выдавил:
— Ну, Ваничкин, я тебя уморщу.
Командир развернулся и со всей свитой медленно покинул МИК. Иностранные специалисты молча переглядывались.
Бледный Ваничкин подошел к ракете, взял кисточку дрожащими пальцами и кивнул Глебычу:
— Камеру включи.
— Готово, — сказал Глебыч и поднял на плечо «Бетакам».
Ваничкин осторожно опустил кисть в ведро с краской, вымученно улыбнулся в объектив и написал на корпусе ракеты: «Запуск разрешаю!» Подумав, расписался чуть ниже — «Ваничкин».
— Кассету перепишешь, — обернувшись, сказал он мне и добавил: — Внукам буду показывать. Пусть гордятся, засранцы, дедом.
На следующий день наш репортаж о запуске «Интеркосмоса» был показан по местному и Центральному телевидению. Материал отметили на летучке. Всем понравилась операторская работа. Глебыч постарался. Представьте: зимний лес, ночь. Заснеженная ель, слегка подсвеченная фонарем. Далеко на заднем плане — наша ярко разрисованная ракета. Она, вся в огнях прожекторов, словно игрушечная, висит на кончике пушистой ели. Вдруг, прямо в кадре, «Циклон» вспыхивает, искрится, сияет и плавно уходит ввысь. Слышится грохот мощных двигателей. Луч от ушедшей в облака ракеты медленно гаснет. Камера делает отъезд, и под мерцающим светом звезд, на опушке леса остается дивной красоты заснеженная ель и белый, пушистый, нетронутый снег. Луна, бледная и задумчивая, неподвижна.
Сюжет несколько раз повторяли. Говорят, таких красивых стартов раньше не видели.
После запуска ракеты военной кинохронике доставили опечатанную пленку. Сгоряча руководитель группы покрыл матом армию, Космические силы, службу безопасности и швырнул пленку в снег. Ваничкин сказал водителю, чтоб подобрал коробки и отвез на дачу.
— Разрежу на куски и привяжу к кустам.
— Зачем?
— Воробьев пугать. Достали. Всю клубнику в прошлом году поклевали, сволочи.
Через полгода Ваничкина уволили из ВКС. Позже он баллотировался на пост мэра города Борисова. С кем-то судился. Просил поддержки у телевидения. Его фамилия мелькала в хрониках Верховного суда. Потом исчезла. Возможно, он своего добился.