Выбрать главу

Photoshop открывается и молодой человек загружает в него «исходник». Потом смотрит в окно. Невозможно понять выражение глаз-хамелеонов, в которых зеркально отражается то, что он видит.

— Прощай, лето.

На «исходник» тут же накладывается изображение «формат», после чего первый слой сразу удаляется в корзину. Все занимает полторы секунды. Дело сделано.

— Чтобы дальше жить... и очистить мир от тлена... пусть живое умирает... возрождаясь в переменах...

Молодой человек сохраняет файл в папку «формат 2020». Откидывается на спинку стула и улыбается, наслаждаясь мгновением.

— Дальше уж ты, папа.

Перед ним снова пляшут желтые бабочки, словно ничего не изменилось. Повинуясь его воле, они выписывают замысловатые фигуры в воздухе, соблюдая сложный ритм плавных переходов и резких вращений.

Эти же бабочки пляшут в его глазах.

*** Отец с утра вышел к Мельнице Эона, что невдалеке от дома. Он стоит у зарослей дикой резеды и полыни, вдыхая аромат подсохших трав. Лениво вращаются лопасти мельницы; жернова времени работают всегда, но их не услышать.

Скоро солнце достигнет зенита, обрушив свой жар на то место, которое под ним. На дома, людей, деревья и бесконечные поля с выжженной травой.

Это всегда мелькает в такие моменты, из года в год. В середине или к концу лета, в самый разгар, когда зелень сочная, темная, налитая тугим соком, но уже на избытке, на грани насыщения. Вслед за которыми неизменно идут откат, умирание и распад. Сколько столетий он переживал эти моменты?.. Уже и не вспомнить.

Сейчас, стоя у мельницы, он задумался о том, как это видят смертные. Как это видят все твари, чей век отмерен от начала и до конца.

Нет, конечно же, не видят. Скорее, они ощущают.

Они не видят предвестников, что мчатся от горизонта к горизонту, сквозь пространство, между небом и землей. Они их не видят, потому что те неуловимы для обычного зрения, но их стремительный полет всегда сопровождают знаки: скупой, горьковатый запах полыни с легким дымком палой листвы, усиленный контраст между светом и тенью, четкость каждого шуршания, каждого звука окрест, легкий ветерок, сотканный из свежести и зноя, залетающий в душу… Тот, кто впитает в себя эти знаки, кто прочитает их, вдруг ощутит всю значимость переживаемого мгновения в этом бесконечно изменчивом, иллюзорном мире вещей и событий. На пару секунд он причастится к магии жизни и смерти, увидит то, что не позволено смертному. Где-то в недрах своего сознания он запечатлеет мягкое наложение одной декорации мира на существующую, и мгновенное исчезновение последней. Едва заметно сместится полутон, всколыхнутся звуки, действительность вздрогнет — да, пожалуй, и все. От пережитого останется двоякое чувство — печаль по ушедшему времени и надежда на будущее. Но это всего лишь осознание жизни в череде умираний и возрождений.

Мужчина вздыхает, оторвав взгляд от мельницы. Из всех живущих немногие прочитают эти знаки. А поймут единицы. Только те, у кого есть дар видеть незримое в окружающем. И те, кто способен творить в своем воображении. Маленькие творцы, ходящие по тленной земле.

Кроме этого, им нужно разрешение. Ежегодный доступ в закрытую группу.

Отец окидывает взглядом все видимое пространство от края до края, и возводит руки к небесам. Его напевный голос звучит как благовест, смешивается со всеми звуками по пути, летит в самые далекие уголки.

— Пусть увидят те... чьи глаза на дне души... что гонцы летят уже... возвещая долгий сон... всем, кому пришла пора... между небом и землей...

Какое-то время он стоит так, дожидаясь, когда последний звук его голоса растворится вдалеке. Затем опускает руки и уже тихо, спокойно произносит:

— Пора выбирать платье, девчонка.

*** В комнатке с мезонином, что наверху дома, девочка отрывается от альбома с зарисовками и смотрит на улицу. Выходит наружу, к перилам. Видит с одной стороны бабушку, стоящую у костра, и еще дальше, у мельницы, отца, который издали машет рукой.

По миру несутся предвестники, слегка будоража пространство.

Девочка машет в ответ, возвращается в комнату, смотрит на только законченный рисунок — листья осени, несмело тронутые ржавчиной увядания. Неброские, в меру выдержанные штрихи исподволь подступающего распада. Она усмехается. Как это кстати, в самом деле, и как вовремя! Последние дни она делала наброски с желтыми паутинками разводов, чувствуя, как в недрах ее существа возрождается та сила, которую она скоро развеет по миру, разбросает, раздарит окружающим.