Но для этого надо, чтобы все их «высоко» и «благо» знали, что вы уже вернулись в пределы богоспасаемой империи… Пока еще спасаемой… Сообщил ли подполковник, или нет? Кстати, не нужно забывать, что он сейчас тоже где-то здесь, ведь всех, кто со мной общался, включая этого синеглазого казачка, который «пымал меня», как он выразился, — именно не «взял в плен» и не «поймал», а «пымал», — все они где-то здесь же, поблизости…»
В двери зазвенел ключ, дверь открылась, и в комнату вошла та самая в грубой одежде, распространяющей запах дезинфекционного раствора, с грубой маской, скрывающей ее лицо, женщина. Но в узких щелочках прорезей видны были живые, блестящие глаза, выражавшие сочувствие и любопытство.
— Ну, как вы тут? — спросила она приятным, низкого тона голосом.
Ханыков за грубой одеждой угадывал русскую женщину из интеллигентного круга, уже одно это было приятно.
— Вашими молитвами, — ответил Миша и поморщился, он сам не ожидал, что у него такой хриплый голос.
— Поднимите-ка рубашку, вот так… Я хочу взглянуть на опухоль у вас под мышкой… Так, так… Знаете, бактериологический анализ еще не закончен, его не так просто произвести, но не похожа эта опухоль на чумную. А как сейчас вы себя чувствуете? И чего вам хочется?
— Мне хочется курить. И потом у меня к вам вопрос: насколько я понимаю в медицине, подполковник, который меня вчера допрашивал, он тоже где-то здесь?
— И подполковник и капитан. Потом, кажется, два поручика, и несколько унтер-офицеров и нижних чинов, и какой-то иностранец — свита у вас большая…
— Так вот у меня один вопрос именно к подполковнику: известил ли он полковника Марина? Или, погодите-ка… Ведь вы здесь начальство?
— Начальство, — невольно повинуясь этому хриплому голосу и этим необыкновенно настойчивым между красными воспаленными веками глазам, ответила Людмила.
— Значит, у вас есть полевой телефон?
— Есть, у меня в кабинете.
— Тогда очень прошу, я бы сказал — настоятельно прошу вас соединиться по телефону со штабом армии и вызвать или седьмой, или девятый номер, попросить к телефону полковника Марина и сообщить ему, что прибыл некто, настоятельно требующий свидания с ним. Скажите, что я болен, но только, конечно, не чумой…
— Я не имею права об этом сообщать, тем более что микроанализ…
— Не дал еще данных. Очень хорошо! И еще просьба: если даже микроанализ даст результаты самые для меня и для всех нас положительные и приятные, до приезда полковника Марина или кого-либо, кто приедет за мной, держите мою свиту, как вы изволили выразиться, в состоянии неизвестности и опаски по поводу моей болезни. Микроанализ, мол, не получен. Ну, впрочем, вы сообразите, что делать. Очень прошу — поскорее…
Людмила круто повернулась и вышла. Последнее, что она услышала, это было жалобное и хриплое:
— Не обижайтесь и возвращайтесь, ведь я…
Она захлопнула дверь.
«Как распоряжается! — недовольная собой, думала она, быстро переходя через залитую солнцем площадку к себе в домик. — И какая настойчивость, и как глаза блестят…»
Людмила, раньше чем войти в кабинет, быстро сняла с себя свое неуклюжее одеяние, взглянула в зеркальце — на нее смотрело раскрасневшееся от жары, обрамленное крупными кудрями лицо, — она нашла себя привлекательной… «А ведь при «пестис» не может быть такой энергии, такого напора», — думала она, обливая карболовые раствором свои большие руки, отметив, что руки у нее хотя и велики, но пальцы красивые и длинные, руки хирурга, говорил отец.
«И опухоль не чумная, это явный фурункулез. А температура? А рвота? Надо дождаться данных анализа, ждать теперь уже недолго. Но у него чумы нет». И Людмила остановилась, пораженная этой внезапной догадкой. «Он симулирует чуму. Это ясно из всего, что он говорил. Но зачем? Затем, чтобы эти другие, вся эта свита с ним не общалась. Он даже, пожалуй, не доверяет им всем… Почему? Но что же я? Ведь он просил скорее…»
Следующие десять минут она занята была тем, что через сложную систему армейской телефонной связи пробивалась к полковнику Марину… Когда она наконец соединилась с телефоном номер семь, приторно-ласковый голос — адъютантский, подумала Людмила — спросил:
— Это вы, Женечка?
— Я по служебному делу, мне нужен полковник Марин.
— Его нет, — ответил тот же голос, но уже совсем по-другому, сухо, официально.
— А если я была бы Женечка, полковник Марин подошел бы? — с сердитым смешком спросила Людмила.
— Вы не Женечка.