Старухи стали охать хором:
– Ай, ой-йой!..
– Старухи, этот сын Зайдат – не ясновидец, а разбойник, ему нельзя верить. Мне недавно на ухо шепнула покойная мать: «Остерегайся, дочка, Мирзы, сына вдовушки Зайдат. Он был зачат и рожден не от покойного Исина, а от Хозяина зверей Сулеймана. Вырастет, как свой отец, огромный, кряжистый, беспощадный – всех нас замучит до смерти! От него нам не будет покоя!» – старуха Пери скрипела гнилыми зубами.
– Убить его надо, – сказала одна из старух.
– Убить волчонка! – ее сердито поддержали остальные старухи.
– Его нельзя лишить жизни! – крикнула старуха Пери и с сердцем стукнула посохом о пол. – Его даже пальцем нельзя трогать! Его даже обижать нельзя! Узнает Хозяин зверей – нас всех передушит… Убьем его синеокую маму Зайдат. А его снарядим в дальние страны так, чтобы назад позабыл дорогу.
Так изрекла старуха Пери, закрыла глаза, больше не выговорила ни слова. Голова ее стала склоняться на грудь. Она легла на мягкую овчину и тотчас уснула, стала страшно храпеть, что старухи со страху переглянулись. Они решили, дело сделано, можно расходиться. Главную ясновидицу накрыли тулупом, через низкие арочные двери гуськом заковыляли в темноту ночи.
Зайдат сидела перед очагом, неотрывно глядела на горящий огонь. Ее весь вечер одолевали нехорошие думы. Ей показалось, в одно мгновение она над собой потеряла контроль. «Не колдунья ли Пери колдует над ней?!» – она зябко вздрогнула. Ей мерещилось, что злая колдунья сверлит ее зелеными глазами за дверьми сакли. «Там же моя охрана! Она меня защитит! Ты же знаешь, охрана злой колдунье не помеха!» По ее спине пробежали мурашки. Она бросила взгляд в сторону входа: в сакле кроме нее никого не было.
«Померещилось! – решила Зайдат. – Колдунья Пери очень коварна и хитра. – Стала подкладывать в очаг хворостину. – Я боюсь, как бы она мне не причинила вреда, когда меня, наконец, одолеет сон, и моя душа улетит беседовать с Небесами? Что будет с моим сыном? Выдержит ли он внезапные удары, наносимые многоопытной коварной колдуньей с неожиданных сторон? Минует ли он ее козней? Поддержит ли его трусливый дядя, Староста племени? Боюсь, что нет. Поэтому я всегда должна быть настороже. Видит бог, я боюсь не за себя, за свою жизнь, а за жизнь и благополучие моих детей-сирот».
Вот так, наедине со своими мыслями, сомнениями и догадками она до утренней зори не сомкнула глаз…
А как же Мирза в это время себя чувствовал в сакле главного ясновидца? Уставший за день Мирза сразу же уснул под ворохом мягких медвежьих шкур и без снов проспал до утренней зари. Встал, размялся, умылся за саклей у родника. Надо было готовиться к первому дню своей самостоятельной жизни. Какой он будет, видел за туманом. В очаге под золой еще тлели угли, и он без труда разжег огонь, поставил на треноги казан с водой и бросил большой кусок вяленого мяса. С зарей к нему тайно явился младший брат. С ним в саклю отправил несколько кусков вяленого мяса, меру муки, масла, гороха.
Его не покидала тревога за свою судьбу, судьбу матери. Он ощущал взгляд старухи, жгучий ненавистью, направленный на мать, слышал угрозы расправы, которую над ней собиралась учинить колдунья. А колдунья, говорят, просто так слова на ветер не бросает. Когда он прощался с матерью, она наказала: «Сделай так, чтобы с первой же ночи на новом месте во сне дух Священного дерева явился к тебе…» А Мирза перед сном, сколько не думал о нем, но так во сне его не увидел. Он по-прежнему не ведает, каким образом проложить к нему дорогу. Скоро охотники соберутся под Джуфдагом на Совет перед большой охотой. Как помочь соплеменникам, чтобы им сопутствовала удача? Как отвести от себя и от матери грядущую беду?
Взгляд Мирзы, задумчивый и рассеянный, остановился на долоте и других плотничьих инструментах отца. Они, вперемешку с другими, ему не понятными вещами, были аккуратно сложены в корзину из ивовых прутьев в углу сакли. Вдруг Мирзу осенило! Его лицо озарило неожиданно пришедшей к нему мыслью. Теперь он знает, что он должен предпринять. Ему вспомнилось, темными неприветливыми ночами, когда в стойбище все спали и боялись выходить из жилища, отец украдкой с долотом уходил в Урочище оборотня и там, в дупле Священного дерева, на круглом зеркальном лице огромного желтого валуна, Небесного камня, спущенного когда-то гуннам с небес, выбивал фигуру Хозяина всех зверей. Когда отец, уставший, голодный, но с горящими от нетерпения глазами приходил домой, Мирза скрытно от членов семьи уходил из сакли, пробирался в дупло и долгими часами изучал его работу. Сын гордился умением и талантом отца, но про свое открытие никому не говорил, даже матери, понимая, чем может обернуться его болтовня отцу, их семье. Не раз сам пытался взять в руки долото и доделывать то, что не успел отец. Но он боялся, что может все испортить. Он Хозяина зверей мог изобразить не так, как его себе представлял отец, и инструменты спешно откладывал в сторону. К сожалению, отец не успел доделать задуманное им. А у Мирзы, когда потерял отца, горе вытеснило из памяти облик пророка Хизри, каким он Его видел в своих снах и каким представлял.