Выбрать главу

Иво вынул трубку и начал выковыривать из нее пепел.

— Кстати, Кваша, — тягуче заметил он. — Вполне допускаю, что Дарек крался за пани Марией. Тут недавно он полдня шнырял по замку за Ленкой, девчонка перепугалась до смерти. Я ей сказал, чтобы в следующий раз пришла ко мне, я ему расквашу физиономию. Так что, пани Мария, если будет надоедать, скажите мне. А теперь выпьем, — он поднял рюмку.

— Я не хочу быть к нему несправедливой, — Мария сделала глоток. — Мила работает с ним целыми днями и ни на что не жалуется.

— Эмила не женщина, а меклепбургский мерин. Ладно, сменим пластинку. Я сказал тебе, Мария, что нам надо поговорить, — Рафаэль взглянул на нее, и она с опаской подумала, что он только внешне выглядит спокойным. На самом деле его глаза, окаймленные покрасневшими веками, блестели от злости. Иво медленно встал и поплелся к большому столу, за которым сидели речники. Там он плюхнулся на свободное место и махнул рукой Горчицу, обходившему столы с подносом, на котором стояли полные кружки пива.

— Рафаэль, не говори мне ничего, — попросила Мария. — Я заранее знаю, что ты хочешь…

— Подожди. — Он махнул рукой и смел со стола рюмки. — Плевать, они пустые. Горчиц!

— Я пойду. — Она привстала.

— Останешься здесь! — Он сильно сжал ей руку. — На минутку — а потом уходи!

— Пожалуйста, помолчи, — снова терпеливо проговорила она. — Выслушай сначала меня. — Рафаэль отпустил ее, и Мария потерла руку выше локтя. Горчиц поставил на стол полные рюмки. — Ты порядочный грубиян, — заметила она с упреком, — но сегодня я тебе все прощаю. Во всем виновата я и прошу меня извинить. У меня не было никакого желания тебя обидеть, правда, милый. В тот момент мне казалось, будто я молча, с испугом наблюдаю, как скандалит какая-то другая женщина — страшная, грубая, вульгарная. Наверное, это нервы, хотя на нервы сейчас сваливают все подряд. Прости… Знаю, ты можешь простить. Ведь я ни на грош не верю в то, что кричала… Если вообще помню свои слова… Пожалуйста, прости. Ты мне очень дорог. Давай забудем об этом. Все снова хорошо, и мы — друзья навеки. — Она неуверенно улыбнулась.

Рафаэль, нахмурив брови, какое-то время сидел и играл пустой рюмкой. Потом покачал головой.

— Говоришь, нервы, — произнес он медленно. — Меня это уже не интересует. Ты переборщила. Мне никогда не забыть отвращения в твоих глазах. Ты налетела на меня как фурия.

— Раньше я никогда ни на кого не налетала как фурия, — тихо заметила Мария, — а сегодня… Видишь, как низко я пала…

— Ради кого! — воскликнул Рафаэль. — Он тоже нал, только гораздо ниже!

— Ты заблуждаешься, — вздохнула она. — Не он был причиной моей истерики или как там это назвать. По крайней мере, непосредственной причиной. Мне сейчас так плохо, а еще и ты обижаешься!

— Конечно, тебе плохо, — кивнул он головой. — Тебя покинула Эмила, потому что ты стала невыносимой. Тебя оставил твой милый. За это, впрочем, ты на коленях должна благодарить господа бога. И покидаю тебя я, твой многолетний платонический поклонник, так называемый бескорыстный друг, а на самом деле странствующий рыцарь, который ради своей недосягаемой избранницы готов когда угодно… А-а… глупости! У меня никогда не было никаких шансов, и я знал об этом. Но мне нужно было так мало, Мария, так мало… но ты и это забрала у меня. Сегодня вечером. Сказанного вернуть нельзя, — закончил он торжественно.

— Думаю, что можно. — Она сжала руки. — Ты представить себе не можешь, как я сожалею обо всем. Именно сейчас ты мне нужен как никогда. Мне плохо и страшно. Об этом я хотела с тобой поговорить…

— «Мне плохо и страшно, — передразнил он писклявым голосом. — У насыпи меня напугал этот Варечек».

— Кажется, это был не Дарек, — сказала она задумчиво.

— Так слушай, Мария, даже колодец с живой водой пересыхает.

— Почти то же самое сказала мне только что Мила. Что… ее терпение лопнуло.

— Сочувствую. Только я, любимая моя, теперь уже бывшая, сделать ничего не могу. Полгода назад, даже еще вчера, я отдал бы что угодно, лишь бы избавиться от этого мучительного чувства, — и вот оно, случилось! — Рафаэль влил в себя еще одну рюмку, которую перед ним молча поставил Горчиц. — Конец, благородная дама. — Он снова начал кривляться. — Окончен бал, погасли свечи!

Мария медленно допила, хотя дешевый коньяк был ей противен.

— Ну, я пойду, — сказал она.

— Это будет самое лучшее, — согласился он.

— Проводишь меня?

— Я еще побуду здесь.

— Но я… скоро десять… темнота…

— Сексуальные маньяки сейчас как раз выстраиваются в очередь на косогоре.