— А сколько человек оканчивает школу?
— Шестьдесят.
— Прекрасно! У нас в Улан-Баторе в начальной школе в этом году двадцать выпускников. Мы считали, что это довольно много. У вас, оказывается, втрое больше. Иными словами, в этой школе дело поставлено неплохо. Откровенно говоря, я случайно к вам попал. Думал переночевать у вас по дороге в Улан-Батор. Шофер сказал, что поблизости больше нет жилья. Мы немного устали в дороге, вот и заехали.
— Мы собираемся сегодня провести в школе торжественное собрание по случаю первого выпуска, — повторил Насанбат то, что уже говорил инспектор.
— В котором часу начало? В восемь? Так я успею немножко отдохнуть. — Министр выпил чаю, поужинал и пошел отдохнуть и юрту Табхая и Сувды.
Ровно в семь часом, как было условлено, Насанбат разбудил министра. Министр в сопровождения Насанбата и Табхая очень внимательно осмотрел школьные помещении — общежитие, классные комнаты. В клубе просмотрел несколько ученических тетрадей, похвалил вышивки, рисунки, работу по дереву.
— Очень хорошо. Мне нравятся чистота и аккуратность в вашей школе. — Его взгляд упал на книгу отзывов. — Смотрите, вы и книгу такую завели? А кто это написал здесь по-русски?
— Это наши хорошие друзья. Они очень помогли нам при строительстве школы. Управление хошуна послало им специальное приглашение на торжественное собрание по случаю первого выпуска, — ответил Насанбат.
— Что это за люди?
— Русские крестьяне, живут в нашем хошуне.
— Вы говорите, крестьяне. А написано хорошим, правильным почерком.
— То писал внук старика крестьянина, полковник Красной Армии, — пояснил Табхай.
— А-а, вот оно что. То-то я вижу, не похоже, чтобы писал крестьянин. Сразу видно человека образованного. Что ж, похвально. Правильно сделали, что пригласили на собрание гостей из дружественной страны.
Министр тоже решил написать несколько строк в книге отзывов.
Пришел старый Ван. Повстречавшись в дверях с министром, он, кивнув головой в сторону, сказал:
— Председатель хошуна пришел.
Старик Батбаяр, высокий, плечистый, с отливающими серебром белыми усами, вошел вместе со своим ровесником, под стать ему высоким Иваном.
— Уважаемый министр, приношу свои извинения, что не мог оказать вам встречу как подобает. Вы приехали нежданно. — Батбаяр поклонился.
— Ну что вы, не беспокойтесь. Пожалуйста, пожалуйста. — Министр за руку, по русскому обычаю, поздоровался с русским гостем, и все вошли в юрту.
Чжан-ши, подав гостям чай, угощение, спросила у свекра:
— Отец, который час?
Старик достал из-за пазухи золотые часы с надписью, посмотрел и ответил:
— Семь часов пятьдесят минут.
— Гости, не пугайтесь. Мы сейчас ударим в гонг — это сигнал всем собираться в клуб. У нас так заведено.
— Да-да, конечно, — кивнул министр и с улыбкой обратился к Насанбату: — Что же вы мне раньше не сказали, что председатель хошуна — ваш отец? А если бы я по неведению что-нибудь нелестное сказал ему о вас? Нехорошо, нехорошо!
Батбаяр сказал без улыбки:
— Народная мудрость гласит: у власти железное лицо. Мы с вами оба работаем для народа, и поэтому мне, неприметному худонскому старику, тысячу раз будет полезно послушать мудрые слова просвещенного министра.
— Я видел у вас на часах надпись. Можно ее посмотреть? — Министр взял в руки часы. — "На память от путешественника Козлова", — прочел министр. — Вы знакомы с Козловым?
— Знаменитый ученый несколько лет тому назад проезжал через наши края. Эти чудесные часы он подарил мне на память о нашей встрече. Я был знаком со многими русскими учеными, изучавшими нашу страну: с Потаниным, Радловым, Козловым, Рачковским. Настоящие большие ученые, они не считали простого человека ниже себя потому только, что у него не было степеней, разных там званий. Они заходили в бедную юрту кочевника, где их всегда ждали теплая встреча, почет и уважение.
Снаружи донесся звук гонга, было слышно, как дети бегут в клуб. Извинившись перед гостями, Насанбат ушел в клуб. Араты рассаживались по местам молча, степенно. У входа в клуб с Насанбатом встретились Тансаг и Ширчин. Они только что приехали из худона и, наспех выпив чаю у младшего Вана, с первым ударом гонга поспешили в клуб.
— Дети нам сказали, что у вас гостит министр. Ну, мы и не посмели зайти к вам, — проговорил Ширчин.
Подошел Табхай. Он поздоровался с Тансаг и Ширчином и обратился к Насанбату:
— Народ собрался. Заседание можно открывать. Ждем почетных гостей.
— Сейчас я их позову, — сказал Насанбат и пошел в юрту пригласить министра.
Когда министр и Батбаяр показались в дверях клуба, все встали. В президиуме сели министр, Насанбат, Батбаяр, Иван, Михаил, Табхай и председатель партийной ячейки Самбу. Петровна и Чжан-ши оказались в первом ряду, рядом с Тансаг и Ширчином.
Заседание открыл Насанбат. Он произнес краткую вступительную речь. Когда он кончил говорить, гости дружно захлопали. Аплодисменты были новинкой, позаимствованной у столицы.
Когда слово предоставили Табхаю, он подошел к краю трибуны, развернул экзаменационную ведомость и стал громко читать имена выпускников и их оценки.
Чжан-ши сидела задумавшись. Слушая Табхая, она живо представляла своих воспитанников. Немало отдала она им сил за четыре года. Были и радости и печали. Дети росли на ее глазах, как цветы. И каждый раскрывался по-своему. Каждую весну они уезжали в свои родные кочевья и трогательно прощались с ней. А осенью радостно встречали ее: "Бакша! Как мы скучали по вас!" Наперебой делились они своими детскими новостями, задавали всевозможные, иногда очень неожиданные вопросы. "Надо им что-то сказать на прощание". Чжан-ши очнулась от задумчивости и внимательно оглядела сцену.
Придвинув поближе лампу, Табхай продолжал читать ведомость. Насанбат в праздничном дэле сидел рядом с ним, погруженный в свои мысли. Министр был похож на толстенького фарфорового божка. Он медленно и важно обводил взглядом переполненный зал. Его румяное круглое, гладко выбритое лицо лоснилось, точно смазанное жиром. Рядом с министром сидел широкоплечий Батбаяр. Чжан-ши смотрела на него с любовью. Какое у ее свекра сильное лицо! Словно выточенное из желтоватой слоновой кости. И дед Иван под стать ему, такой же могучий, величавый старик. И такое же располагающее лицо. Много лет крепкая дружба связывает этих двух стариков — монгола и русского. И оба они относятся к ней, китаянке, как к родной дочери.
Чжаи-ши снова взглянула на стариков. Какие они разные, и в то же время как много в них общего, словно их одна мать родила. Пытаясь уловить черты, которые их так роднили, Чжан-ши пристально всматривалась в дорогие ей лица. Поймав взгляд невестки, Батбаяр чуть заметно улыбнулся. И эта добрая отеческая улыбка точно молнией осветила в ее памяти лицо родного отца. Чжан-ши показалось, что это отец улыбнулся ей своей ласковой улыбкой. С тех пор как в хошуне было открыто отделение монгольского банка, она каждый месяц переводила отцу часть своей заработной платы. Теперь он не испытывает нужды. Чжан-ши это знает. Но как хочется повидать отца, обнять его, теперь уже слабого и немощного… Ведь он немало поработал на своем веку.
Батбаяр еще раз улыбнулся в усы, и тут только она поняла: мудрая доброжелательность чистых сердцем тружеников, душевная красота — вот что роднит их, вот что делает их похожими, таких разных по внешнему облику и таких близких духовно.
Вдруг стало тихо. Табхай закончил чтение.
Батбаяр поздравил выпускников с успешным окончанием школы и пожелал нм успехов на дальнейшем жизненном пути.
— Окончание школы — это большая радость в нашей жизни, но вместе с тем это факт большого культурного значения в жизни всего хошуна. Хошунное управление постановило премировать десять отличников шелковыми отрезами на дэлы. Не подумайте только, пожалуйста, что мы каждый год сможем одевать выпускников в шелка. Мы еще не настолько богаты, и если позволяем себе в этом году эту роскошь, то только в честь первого выпуска. Но это не значит, что ученики следующих выпусков не должны учиться на отлично. Наш народ издавна говорил: не украшай себя шелком, а украшай знанием! Мудрый совет. И еще в народе говорят: на заботы матери и отца отвечай учением. Поэтому всегда будьте благодарны народу, ставшему для вас матерью и отцом.