— Я не знал про письмо. Вы вчера сказали мне, что надо вызвать Ширчин-гуая, ну я и поскакал чуть свет.
— Видно, это про тебя, друг, сказано: у зайца-торопыги всегда задние ноги обмараны, — рассмеялся Шараб. — Ну, раз уж так случилось, ничего не поделаешь. Остается только прощения просить у Ширчин-гуая за беспокойство. Но новость приятная, и я думаю, Ширчин-гуай не будет на нас сердиться. Правительство утвердило состав участников первого республиканского совещания лучших скотоводов. Ваша кандидатура тоже утверждена. Выходит, вы теперь знатный скотовод страны, человек государственный. От всей души поздравляю с высокой честью, — улыбнулся старик. — На совещании прислушивайтесь, о чем будут говорить передовые скотоводы других аймаков. Вернетесь — попросим у вас подробного отчета. Да и сами там поделитесь опытом, у вас найдется, о чем рассказать. Опыт у вас чуть ли не полувековой.
Добрая весть обрадовала Ширчина. Он наскоро попрощался с Шарабом и не чуя под собой ног побежал к своему верблюду.
К стойбищу Ширчин подъехал уже в сумерки. Женщины как раз доили коров. Они поспешили ему навстречу.
Цэрэн, не зная, для чего вызвали мужа в управление, была встревожена. Но при виде улыбающегося Ширчина у нее сразу отлегло от сердца.
— Меня посылают на республиканское совещание знатных скотоводов! — прокричал Ширчин и с юношеской легкостью соскочил с огромного верблюда. — Я теперь не кто-нибудь, а знатный скотовод страны! — шутил Ширчин.
Женщины заахали, принялись поздравлять его.
— Что же ты раньше ничего не говорил об этом? — спросила Цэрэн. — Не знал?
— Знать-то знал, да, признаться, не верилось, что мне выпадет такая большая честь. Вот и молчал.
— Когда едешь?
— Завтра же.
— Как так завтра? Что же ты в старом дэле, что ли, поедешь? Ведь не овец отправляешься пасти… — забеспокоилась Цэрэн.
— Нашла о чем беспокоиться. Да мы вдвоем с тобой нашему знатному скотоводу за одну ночь дэл сошьем, — пошутила Адия.
После ужина женщины уселись за шитье. Ширчин тоже всю ночь не сомкнул глаз. Радостное возбуждение и думы о предстоящей поездке не давали ему спать. Швеи сдержали свое слово — к утру дэл на меху был готов. Цэрэн достала из сундука и пришила чеканные серебряные пуговицы, дар старого кузнеца-чеканщика Эрэнтэя к празднику Ленпнмы, когда ей в первый раз остригли волосы.
Едва занялась заря, Ширчин уже напился чаю и стал собираться в дорогу. Широко улыбаясь, он надел новый дэл. Он был теплый, нарядный, красиво оторочен черным бархатом и к тому же приятно пах дымком аргала. Обулся он в новые узорчатые гутулы. Эти гутулы он надевал только по большим праздникам — в праздник весны и на Надом. Цэрэн подала ему новый лисий треух с синим шелковым верхом и нарядную волчью доху.
Ширчип попрощался с женой, с соседями, опустил своего верблюда на колени, уложил ему на спину переметную ковровую суму, хранившуюся у него еще со времен похода на Кобдо, и сел на верблюда.
Огромное животное послушно поднялось на ноги. В знак пожелания счастливого пути Цэрэн брызнула на дорогу молоком. Долго-долго глядела она вслед мужу.
XXIII
Знатные люди страны
Дорога из аймака вывела на гудронированное шоссе, по которому катился поток машин. Обгоняя тяжело груженные машины с товарами, идущие в Улан-Батор из Советского Союза, водитель заметил Ширчину, сидевшему с ним рядом:
— Машины движутся по шоссе круглые сутки. Смотрите, сколько машин в Улан-Батор идет. Несмотря на войну, Советский Союз снабжает нас безотказно.
Навстречу потоку, катившемуся в глубь страны, шел другой поток. Доверху груженные трех- и пятитонные грузовики везли шерсть, кожу, туши кабанов и антилоп и еще какие-то грузы, покрытые брезентом.
Водитель кивнул:
— А это от нас в Советский Союз идет. Тут, наверное, везут и наши подарки фронтовикам.
Показался Улан-Батор. Шофер снова заговорил:
— Вот и город. Я не знаю, какой была старая Урга, но Улан-Батор изменяется не по дням, а по часам. Если вам приходилось здесь раньше бывать, вы его не узнаете.
Ширчин с волнением всматривался в знакомый и в то же время неузнаваемо новый город. Вот на этой горной террасе летом второго года правления богдо-хана стояла одинокая юрта. И древняя старушка брызгала молоком вслед воинам Дамдинсурэна и Максарджаба, уходившим на штурм Кобдо. Сейчас здесь пролегла благоустроенная городская улица.
Зеленый дворец богдо-хана обступили новые здания. А казармы его гвардии исчезли, точно их здесь никогда и не было. Шофер прав — город не узнать.
Задрав голову вверх, Ширчин с удивлением рассматривал огромный дом в четыре этажа. Что это такое? Средняя школа? А здесь когда-то находилось подворье князя Дархан-вана — окруженные оградой глинобитные постройки. Зато ворота были великолепные, шатровые.
Рядом со школой стоит еще какой-то дом. И сад при нем. А дальше, на углу улицы, которой раньше и вовсе не было, высится трехэтажное здание. А там еще и еще.
Урга, какой ее знал Ширчин, состояла из отдельных жилых островков, разделенных заросшими бурьяном пустырями. Все это исчезло бесследно.
Вот разве что этот китаец-извозчик немного напоминает о старой Урге. В такой коляске раньше выезжали только нойоны. Но в этой сидели совсем не нойоны, а миловидная девушка в шелковой шубке на барашковом меху, рядом с ней — цирик. И еще какая-то старушка в лисьей шапке.
Ширчин улыбнулся:
— До революции ни цирик, ни арат и подумать не могли, чтобы сесть в коляску. Я тогда не посмел бы и близко к ней подойти.
— А теперь в них хозяйки запросто ездят на базар. А феодалов и нойонов я видал только в театре, — рассмеялся водитель.
Они проехали еще несколько улиц и остановились у нарядных юрт, поставленных в ряд — улицей; их приготовили для участников республиканского совещания скотоводов.
Услышав шум приближающейся машины, из одной юрты вышли несколько мужчин, одетых по-городскому. Это были работники, выделенные для обслуживания делегатов. Они вежливо поздоровались и повели прибывших в юрты.
— Вам с земляками хотелось бы поселиться или вам все равно? — спросил Ширчина молодой человек в кожаном пальто.
— А скотоводы — все земляки, — лукаво улыбнулся Ширчин.
— Правильно, дедушка! Давайте тогда вот в эту юрту. Здесь уже пятеро есть, вы шестым будете.
Юрта была большая, нарядная. Посредине стояла железная печка, у стен — кровати. Тепло, уютно, как дома! Пожалуй, даже побогаче: стены обтянуты желтым шелком с красной каймой, у каждой кровати — столик и табуретка.
Два старика уселись рядышком и о чем-то беседуют. Двое других играют в шахматы. Около них болельщик, судя по одежде — китаец. Он с увлечением следит за игрой и все норовит подсказать ход.
— Здравствуйте! Все ли в добром здоровье? — сердечно приветствовал Ширчин сидевших в юрте.
— Все живы и здоровы. Хорошо ли вы доехали?
— Рядом — умывальная юрта. Может быть, с дороги хотите умыться? Полотенце и мыло на столике. Сейчас вам принесут завтрак и чай, — сказал дежурный и вышел.
Ширчин познакомился со своими соседями и сходил в умывальную юрту смыть дорожную пыль. Когда он вернулся, на печке уже кипел чайник. Обслуживавший делегатов старый служитель поставил на столик вазу с печеньем и налил в фарфоровую пиалу густо забеленный чай.
— Скоро придет автобус и вас повезут обедать. Ужин — в восемь вечера, — сказал он Ширчину.
Самым старшим в юрте Ширчина оказался семидесятитрехлетний торгут Джамц. Он приехал из Булган-сомона Кобдоского аймака. За всю свою долгую жизнь старик ни разу не бывал ни в старой Урге, ни в Улан-Баторе. Он всему здесь дивился и бережно поглаживал шелковые занавеси.
— Правду говорят: будешь жив, из золотой чаши напьешься. Вот мы, простые скотоводы, стали знатными людьми страны. Даже у Карашарского торгутского хана не было такой богатой юрты, какую нам поставили, — старчески дребезжащим голосом говорил Джамц. — Волнуюсь я, Ширчин, — признался он. — Завтра совещание… В одиннадцать, говорят, начнут. Придется, видно, выступать, опытом делиться. Хочется поблагодарить партию, правительство. Ведь это они помогли нам, простым аратам, стать людьми. Ну а говорить-то я не мастер…