Кто перепишет это повеление два раза, тот избавит свою семью от бед, а кто перепишет десять раз, тот избавит десять семей от болезней и несчастий. Но тот, кто, услышав это повеление, его не распространит, тот умрет, харкая кровью. Кто не поверит тому, что здесь написано, будет страшно наказан: погибнет вся его семья и само небо будет рыдать!
Лама читал таким грозным голосом, что даже собака, лежавшая у входа в юрту, испуганно вскочила и, скуля, убежала прочь.
Пугливая Дэрэн жалобно вторила:
— Небо будет рыдать!
Старая Пагма тяжело вздохнула и произнесла с мольбой:
— О наш гэгэн! Пощади нас!
Лама был очень доволен, что ему удалось так запугать женщин. Спеша использовать момент, он достал из-за пазухи медную чернильницу и тибетскую бумагу.
— Это не простые чернила, их освятил Ёнзон-хамба, — важно сказал он. — И бумага эта редкостная, она сделана из цветов магнолии. Редкостная тибетская бумага. Ну, хозяин, — обратился лама к Джамбе, — сколько сделать списков? Десять?
— Десять так десять, — согласился Джамба.
— Сегодня пятое число. В молитвах я буду просить богов о даровании вашему стойбищу всякого благополучия. Я десять раз перепишу пророчество. В таком деле торговаться грех. За то, что я буду молиться за вас и перепишу пророчество, вы ведь не пожалеете бедному послушнику дать всего один лан.
Что мог возразить Джамба хитрому ламе? Ему ничего не оставалось, как согласиться. А вечером того же Дня, узнав, что вернулся Батбаяр, лама решил навестить и его, чтобы и там заработать на переписке пророчества.
Но старый Ватбаяр встретил его сурово:
— Если даже небо и зарыдает, как ты говоришь, оно будет рыдать не над одной моей головой. А если богдо-гэгэн в год Белой мыши будет молиться за всех, то ведь и я окажусь в числе этих "всех", ежели только доживу до той поры.
Видя, что Пагму напугала его дерзость, Батбаяр незаметно улыбнулся и, достав помятый хадак, сказал примирительно:
Для приношения размер даяния не важен, не так ли? Вот за то, что лама-гуай прочитал нам пророчество, я и дарю ему этот хадак. А переписать его я и сам сумею. Возьму у Джамбы и перепишу один раз ради благочестивого дела.
Лама поморщился, но делать было нечего. Взяв помятый хадак, он сердито спрятал его и вернулся в юрту Джамбы.
XIX
В ухо быка что воду вольешь, что масло — он одинаково мотает головой
Чтобы судьба позаботилась о тебе, заботься сам о себе.
— А ты уверен, Иван-гуай, что эта прививка поможет? — спрашивал друга Батбаяр.
— И не сомневайся. Что я, враг тебе? Зачем бы я стал травить твой скот? Ты же знаешь, в нашем хошуне чума скот косит, а мои пять коров целы, ничего. Потому-то я и решил привезти к тебе фельдшера. Обязательно сделай прививки всей скотине. Плата невелика, — убеждал Иван Батбаяра.
— Ладно, как только скот вернется с пастбища, так и начнем, — согласился Батбаяр.
Бывший солдат Балдан, старушка Сурэн, да и все жители хошуна Лха-бээса согласились сделать своему скоту противочумную прививку. Отказался один Джамба. Когда он сказал Дэрэн о приезде фельдшера, та сердито проворчала:
— Ну и пусть! Ламын-гэгэн наградил нас святой водой и благовонными курениями, в их силу я верю. Это Батбаяр всех с толку сбивает. Их ждет то же самое, что было с вороной, которая поплыла за гусем, да и утонула. Я послушница богдо-гэгэна, и я верю в его пророчество. Он сурово осудит тех, кто пользуется чужеземными товарами. Как же мы можем опоганить наш скот русскими лекарствами?
Вечером Джамба старательно опрыскивал свой скот "святой" водой и окуривал благовониями. Три раза по ходу солнца обошел он вокруг лежки скота, бормоча молитвы и чадя курильницей. А в это время русский ветеринар заканчивал прививки скоту Батбаяра, Балдана и старушки Сурэн.
Чума неумолимо косила скот. Тысячи коршунов слетались на падаль, казалось, они собрались со всего света. У самого Лха-бээса погибло уже несколько сот голов, много скота пало и у дзалана Гомбы, и у богача Лодоя.
Хозяева, у которых погибал скот, в смятении перекочевывали на другие стойбища. По степи разносилось тревожное мычание коров, блеяние овец, коз, суматошные крики людей. И там, где хоть на день останавливались стада, падаль пятнала землю, над нею со злым клекотом носились тучи стервятников. Загон Лодоя каждое утро напоминал поле битвы. За ночь у него гибло два-три десятка голов скота. В воздухе стояло невыносимое зловоние, и все спешили бежать на новые места. Но вот черная опасность докатилась и до хотона Джамбы. Семьи Батбаяра, Сурэн и Балдана вынуждены были откочевать от его загона, над которым, зловеще крича, носились стаи хищных птиц; когда ветер дул с той стороны, где стояла юрта Джамбы, до них и на новом месте долетало ужасное зловоние от разлагающейся падали.
— Умному хозяину сопутствует удача. Я тебе дружески советовал — сделай прививки, а ты что? Ты даже рассердился на меня, — говорил Джамбе Батбаяр. — Недаром говорят: что ни налей в ухо быку — воду или масло, он одинаково мотает головой. Теперь пеняй на себя — по твоей же глупости дохнет твой скот. А у нас во всех трех хозяйствах пало только две головы. Кто болтал, что русское лекарство принесет несчастье? Нет, брат, как раз твоя "святая" вода и курения принесли тебе беду. Пораскинь-ка мозгами! Вот ты бегал с курильницей вокруг скота, а теперь над твоим стадом кружат, кричат стаи коршунов. На гору давит снег, на меня давит возраст, а на тебя, Джамба, невежество твое, — закончил с упреком Батбаяр.
XX
Болезнь государства — страдания для народа
В час испытания будь крепок душой.
Начался тревожный год Белой мыши. Люди со страхом ждали, когда же начнет рыдать небо, как говорилось в пророчестве богдо-гэгэна. Ханы и князья, жившие в благословенной Урге, в святые дни — пятого, пятнадцатого и двадцать пятого каждого месяца — ревностно постились, дабы обрести защиту и покровительство неба. Овцы же, что в постные дни избежали ножа, преподносились в дар монастырям. В глазах верующих и богослужителей это было тройное благодеяние: соблюдался пост, сохранялся скот и храмы получали подношения. Эта сделка с богом была выгодна ламам и ничего не стоила нойонам.