Если не повторять прежних ошибок и на справедливых началах строить отношения между нашими государствами и если не допускать ущемления интересов монголов, китайское правительство может легко достигнуть согласия и мира с нами на вечные времена. Именно этого хотят чиновники и араты Внешней Монголии. Торговый договор между нашими странами и прочие акты, декларации и ноты были скреплены печатью хана, когда Монголия стала автономным государством. Теперь, когда мы добровольно отказываемся от автономии, все эти договоры и письма, естественно, теряют силу. Когда в России будет создано единое правительство, китайское правительство само начнет с ним переговоры, чтобы установить с Россией дружеские добрососедские отношения.
Исходя из вышеизложенного, мы единодушно согласились на присоединение Монголии к Великому Китаю и просим в основу наших взаимоотношении положить старые установления Цинской династии и на их основе издать соответствующие указы, выдержанные в духе уважения к пашей стране и направленные на улучшение наших отношении. Обращаясь с этой просьбой, мы надеемся, что великий президент Китая удовлетворит ее. Ждем с нетерпением положительного ответа".
Бадамдорж сиял очки и оглядел собрание. В большой юрте Нижнего хурала несколько минут царило гробовое молчание. И вдруг тишина взорвалась, со всех сторон понеслись протестующие гневные крики:
— Это измена!
— Наши правители продали наше государство!
— Мы не сдадимся Китаю!
— Лучше умереть, чем снова стать рабами рабов!
Старческое дряблое лицо премьер-министра удивленно вытянулось, седые нависшие брови приподнялись, тонкие губы плотно сжались, и в потускневших глазах вспыхнули злые огоньки.
Старик властным движением несколько раз поднимал и опускал правую руку, словно силой усаживая кого-то на место.
— У нас крайне ограничено время, — сказал премьер. — Ораторам не следует затягивать свои выступления. Кто согласен с проектом обращения?
— Я, — негромко сказал кто-то.
Этот одинокий голос потонул в новом взрыве негодующих выкриков. Члены Нижнего хурала выступали один за другим, они возражали против принятия ультиматума и требовали вывести китайские войска.
Командование монгольских войск, расположенных в Урге, заверило, что армия будет сражаться с врагами не на жизнь, а на смерть.
Бадамдорж, выслушав эти выступления, иронически произнес:
— Что-то вы уж слишком храбро и воинственно настроены. Только кажется мне, что здесь многие — герои только на словах. Одумайтесь! Вот тут кое-кто уверял, что у нас есть все необходимое для сопротивления. Ерунда!
В Урге всего семь пушек и девять тысяч ружей. Это все, что мы сумели приобрести за девять лет нашей автономии. А солдат в Урге меньше, чем ружей. У китайцев же под ружьем здесь десять тысяч. И по только пехота, но и кавалерия и артиллерия. Россия в настоящее время нам помочь не может. Вот и решайте, как быть. Или мы добровольно откажемся от автономии и тем самым сохраним религию, нацию, привилегии хана и удельных князей, сохраним жизнь и имущество аратов. Или же нас заставят это сделать силой, половину перебьют, а остальных сделают рабами. Любое сопротивление в настоящее время не только глупость, но и безумие. Если члены Нижнего хурала будут настаивать на своем — воля ваша. Я лично считаю обсуждение обращения в Нижнем хурале законченным. Не сомневаюсь, что Верхний хурал и богдо-хан в такой момент вынесут мудрое решение, отвечающее интересам религии и народа, — решительно заявил Бадамдорж и покинул заседание.
Нойоны и министры, собравшиеся в Верхнем хурале, единогласно утвердили проект обращения: шестнадцать министров и нойонов во главе с Бадамдоржем скрепили обращение своими подписями и печатями. Хан собственноручно утвердил подписи министров.
Так Монголия снова оказалась под пятой китайской военщины.
Генерал Сюн торжествовал. Его миссия закончилась успешно: богдо-хан, его нойоны и министры покорно склонили перед ним головы. И генерал выехал в Пекин, чтобы лично доложить президенту о победе.
В первый зимний месяц того же года китайский президент опубликовал правительственный указ, в котором говорилось, что в соответствии с просьбой монгольских ванов, гунов и высшего ламства Монголия присоединяется к Китаю. Этим же указом богдо-хану присваивалось довольно замысловатое звание: "Великий Джавдзандамба, святой хан Внешней Монголии, опора добродетели и совершенствования". Хану было предоставлено право на получение крупных денежных сумм на всякого рода расходы. Президент по телеграфу запросил из Урги список лам и нойонов, принимавших деятельное участие в решении вопроса о присоединении Монголии к Китаю. Он намеревался представить их к наградам. А генерал Сюн со своей стороны телеграфировал бывшему премьер-министру Монголии о присвоении ханше звания "одаренной, чистой, драгоценной, мудрой и светлой матери".
Узнав о телеграмме президента, нойоны и бывшие министры гуськом потянулись к воротам бывшего премьер-министра с подарками, чтобы Бадамдорж, чего доброго, не забыл кого-либо из них включить в список для представления к наградам.
Сам Бадамдорж надеялся, что исполнится его заветная мечта: ему очень хотелось получить звание чин-вана. Думал он и двойной оклад получить. Нельзя сказать, что в этих своих помыслах он был одинок. Об этом мечтали и Цэцэн-хан Наванцэрэн, и Дирхан ван Пунцагцэрэн, и ван Цогбадрах, и ван Цэдэнсоном, и чин-ван лама Дашдэндон. Да и остальная многочисленнач орава нойонов стремилась получить повышение в чинах и званях, на худой конец хотя бы на один ранг.
Рынки, улицы и площади городов Монголии — Урги, Улясутая, Кяхты, Сайнбейсе, Кобдо — заполнили толпы наглых китайских солдат и высокомерных офицеров оккупационной армии генерала Сюя. Словно из-под земли, появилось множество китайских торговцев. Они бесцеремонно лезли в каждую дверь и навязывали американскую жевательеую резнику, китайские духи, табак и внимательно прислушивались к разговорам.
Стоило на улице или в закусочной собраться трем-четырем монголам, как возле них уже оказывались лоточники, предлагавшие репейное масло, дешевенькие зеркальца, порнографические открытки.
— Эти китайские торгаши надоедливее комаров. Тех хоть дымом можно разогнать, а этих ничем не проймешь, — подшучивали добродушные скотоводы, к которым липли эти плохо замаскированные шпионы.
Как грибы после дождя росли притоны морфинистов, курильни опиума, дома терпимости — низкоразрядные и "только для господ офицеров". И всюду сновали вездесущие фотографы. Они фотографировали жилые дома, дворцы, храмы, монастыри и чуть ли не в каждой юрте навязывали свои услуги. Если кто-либо интересовал их особенно, они предлагали фотографироваться даже бесплатно.
На рынках и площадях появились легионы прорицателей и хиромантов.
XXI
Под пятой оккупантов
В первых числах среднего зимнего месяца девятого года со дня возведения хана ургинские министерства и канцелярия ведомства богдо-гэгэна получили предписание, строго обязывавшее всех нойонов и министров, все высшее ламство явиться на площадь перед Желтым дворцом. Это была подготовка к торжественному параду по случаю вручения хану печати и наград.
Младшие китайские офицеры без промедления приступили к строевым занятиям с ванами, Гунами и высокомерными медлительными ламами. Хутухты, хамбы, цоржи, нойоны и чиновники были построены в две колонны. Строем эти люди никогда не ходили, ноги путались в длинных дэлах; задние, ломая строй, то и дело наступали на подолы идущих впереди. Колонна двигалась неуклюже, то беспорядочно теснилась, то замедляла ход. А тут еще не все понимали китайские команды. Но наставники были неутомимы, и занятия продолжались. Ведь надо было приучить эту огромную массу людей одновременно по команде кланяться. Зрелище было забавное, и послушники Дзун-хурэна, глазевшие на эту картину, весело смеялись, передразнивая неуклюжие движения маршировавших.