Показавшийся на небе месяц высветил фигуры трех мужчин, сидевших на скамейке во дворе дома тетки Миланы. Сама она ушла спать — завтра ей предстояло важное дело.
Поутру тревожно забил церковный колокол. Ухватившись за веревку, Владо Лютов раскачивал его изо всех сил. Исполненная решимости, Милана схватила в руки толстую палку, толкнула калитку, что вела во двор бабушки Катины, и громко крикнула:
— Бабы! Пошли!
Цоневица и Митевица быстро накинули на себя верхние юбки. Одна взяла мотыгу, другая вскинула на плечо тяпку. Свекровь остановила их в воротах, но они не подчинились ее воле, а зашагали за Миланой вверх по улице, звали на ходу соседок. Повсюду слышались хлопанье дверей, лай собак. На вязе у колонки вовсю затрезвонил школьный звонок; его тоненький голосок утонул в криках женщин. В наступившей суматохе Спас слез с вяза и, прихрамывая, побежал к дому Тарапунова, где в заросшем бурьяном саду его ждал Ради Бабукчиев.
Женщины собрались у дома фельдшера и что есть мочи закричали:
— Эй ты, тифозный! Выходи, негодяй! Продажная душа!
Со стороны сада в дом полетели два камня. Раздался звон разбитого стекла. Милана ухватилась за ворота и начала трясти их. Женщины принялись крошить мотыгами и лопатами каменную ограду. Из задних ворот выскочил перепуганный Тарапунов и бросился к общине. За ним с непокрытой головой трусил дед Боби. Вдруг, охнув, фельдшер схватился за колено. Он что-то крикнул деду Боби, и оба зашагали по дороге к Шанабаиру. Заметив это, женщины бросились им вдогонку. Их принялся увещевать кмет, высунувшийся на шум из окна своего дома:
— Стыда у вас нет, бабы! Не пристало вам так-то!
Куда там! Женщин уже трудно было унять. Платки у них сбились, волосы растрепались, ярость искала выхода:
— Верните нам мужей!.. Слышишь, кмет! Верните наших мужиков!
Бросив палки, мотыги и лопаты на землю, они принялись собирать в подол камни и швырять в дом кмета. Вскоре в доме не осталось ни одного целого стекла.
— Бабы! Фельдшер сбежал! — крикнула, обернувшись, Милана.
Все увидели, что на голом склоне остался один дед Боби. Он бестолково метался во все стороны, пытаясь скрыться с глаз женщин. Схватив палку, Митевица увлекла за собой молодиц. Они почти бегом преодолели крутой подъем. Юбки их раздувались на ветру. Поняв, что ему не убежать, дед Боби лег на траву, отдаваясь на волю судьбы. Вылив свой гнев на старика, женщины под предводительством Миланы отправились к зданию общины. Из ворот навстречу им выскакивали дети. Плача в голос, они тянулись за матерями. Истощенные непосильным трудом старики — кто в рваных царвулях, кто босой, — опираясь на палки, подбадривали своих жен и дочерей, выкрикивая ругательства. Взбунтовавшиеся женщины запрудили всю улицу. Послышался треск выстрелов. Женщины остановились. Со стороны площади показались солдаты и перегородили улицу.
— Назад! Назад! — махал руками красный как рак сержант.
Милана почувствовала, как толпа женщин за ее спиной отшатнулась. Она сдернула с головы платок, обернулась, тяжело дыша и сверкая гневными глазами. Набрав в грудь побольше воздуха, подняла свою палку и крикнула охрипшим голосом:
— Не бойтесь, бабы! Этих солдат дома ждут такие же, как мы, жены и матери! Их дети тоже, небось, ходят голодные да оборванные! Пошли, бабы! Не бойтесь!
Женщины решительно подались за ней. Разорвав цепь солдат, они двинулись дальше — ярость их становилась все более неутолимой, все более страшной. Вскоре женщины вышли на площадь, где собралось, почитай, все село. Со всех сторон слышались возбужденные голоса. Мужики спорили, бабы гомонили. Они размахивали платками, грозно поднимали в воздух палки или сжатые кулаки. Кто-то из них выкрикнул:
— Ежели мы тифозные, зачем вы едите наш хлеб! Где Тарапунов?
Тут опять забил церковный колокол, снова затрезвонил школьный звонок. Зазвенели разбитые стекла общины. В наступившей тишине послышалось сухое пощелкивание, издаваемое клювами встревоженных аистов, гнездившихся на школьной трубе.
— Верните нам мужей! Не дадим шерсти!.. — вновь раскричались женщины.
Стоявший на крыльце общины начальник команды, низенький, с проседью в волосах поручик запаса, засвистел в свисток. Спустился с лестницы, сделал несколько шагов и приказал солдатам:
— Очистить площадь! Арестовать зачинщиц!
Солдаты сомкнули ряды и с явной неохотой, топая сапогами, двинулись на женщин. Сержант зарядил пистолет и направился к предводительнице. Это была тетка Милана. Он схватил ее за руки и потащил к общине. С верхнего конца села послышался душераздирающий крик матери Христо: «Ааа… А-а-а!..» Растрепанная, с черным платком в руках, она врезалась в толпу. Вид у нее был такой страшный, что перед ней расступались не только односельчане, но и солдаты. Вдова остановилась посреди площади, обвела взглядом настороженных людей и, снова издав свой ужасный вопль «Ааа! А-а-а!..» и раскинув руки, двинулась на поручика.