Снова послышались крики, но более глухие, отдаленные.
— Я пошел. Там что-то случилось! — решительно заявил Килифарец.
Ради вытянул ногу и прижал ею товарища к земле. Ледяной ветер, щипавший уши, донес до их слуха долгожданный сигнал: удар камня о камень «тук-тук», а затем еще сильнее три раза. Ради и Килифарец поднялись, потерли замерзшие руки и разошлись в разные стороны. Ради, пригнувшись, пошел вперед, а его товарищ подался вправо. Димитра нигде не было видно. У мельничного амбара крутил хвостом оседланный осел. Обострившимся слухом они уловили торопливые шаги. К ослу приблизился человек в солдатской форме и доложил у задних ног животного какой-то предмет. Затем появился другой человек в гражданской одежде, который тоже оставил какой-то груз рядом с ослом. Это был Иванов, они узнали его по лихорадочным движениям, легким шагам и тщедушной фигуре.
Ради и Килифарец подошли к дверям амбара, один из них легонько свистнул.
— Эх, вы! Разве такие дела так делаются? — строго упрекнул их портной Сандьо, сунул им в руки ружья и опять скрылся в амбаре, куда вошел и Димитр.
Военные перебрасывали со складов казармы оружие, которое болгарская армия должна была передать оккупационным войскам союзников по условиям Салоникского перемирия. Прятали его на мельнице, в бараках на Марином поле. Оттуда по ночам его переправляли в села, в горные селения и монастыри. Владо и Хубка уже сумели стащить и спрятать в дровяном сарае два ящика патронов из тех, что военные грузили на дополнительные составы.
Килифарец погонял осла, придерживая рукой тяжелый груз. Иванов и Ради Бабукчиев шагали по обеим сторонам дороги, подняв воротники пальто. Холодный ветер продувал их насквозь, мороз пробирал до костей.
Самое страшное осталось позади — они уже выбрались на дорогу, которая выходила на шоссе, ведущее в Килифарево. Повалил густой снег, тотчас закрыв все вокруг белой пеленой. Не видно было ни дороги, ни барака, где можно было бы укрыться, перевести дух, передохнуть полчаса. Копыта у осла забило снегом, уши совсем повисли.
В груди у Иванова свистело и хрипело, он начал кашлять.
— Будет когда-нибудь конец этой дороге?..
— Уже скоро, — ответил Килифарец, указывая рукой на светившиеся вдали окна станции Дебелец.
В комнате дежурного, опершись лбом о стекло, стоял начальник станции. В это позднее время на станции не было ни одного пассажира. Килифарец, не таясь, пошел по перрону и распахнул дверь.
— Я уж совсем терпение потерял! Кладите мешки вон туда, — показал рукой начальник станции. — Да входите, входите, хоть немного погрейтесь. Переправить багаж в Килифарево — это уж моя забота.
— И моя, — добавил Килифарец.
На рассвете первым товарным поездом Димитр Иванов и Ради Бабукчиев уехали в Тырново.
26
Клуб тесных социалистов с трудом вместил празднично одетых людей с красными бантами. По тротуару и прямо по мостовой от мясной лавки до гостиницы «Ройяль» прогуливались группами молодежь и жители города самых разных занятий. Среди них можно было видеть возбужденных партийцев, нетерпеливо ожидавших начала первомайской демонстрации. Прибывали все новые группы партийцев с Малого хутора, из Чолаковой слободы, Самоводене и из некоторых отдаленных сел. Весенний ветерок трепал полотнище красного флага, свисавшего с балкона клуба. Красный флаг реял над мастерской портного Сандьо, над кожевенными мастерскими Асеновой слободы, на мосту, по которому можно попасть в Турецкий квартал, на колокольне кафедрального собора, на паровозах, которые вели составы через Тырново. Все мастерские опустели, в них остались одни хозяева. Мастера и подмастерья, воткнув в петлицы пиджаков красные розы и алые маки, строились в колонны демонстрантов или же прохаживались по главной улице.
Руководство партийной организации приняло решение вывести Первого мая на улицы и площади города как можно больше людей, чтобы продемонстрировать силу рабочей солидарности не только буржуям, но и несознательным пролетарским массам.
Теперь в Болгарии дышалось иначе — с необъятных просторов русской земли подул бодрый, живительный ветер революции.
Димитр Иванов вынес партийное знамя. По обе стороны от него встали Ради Бабукчиев и Владо Лютов. Ветер свободно трепал их волосы, через плечо у них были перевязаны широкие красные ленты. За ними из клуба вышли руководители местного комитета партии и молодежи, смешанный хор, юноши и девушки с портретами Маркса и Энгельса, Благоева-Деда и — впервые — Владимира Ильича Ленина. Над колоннами демонстрантов взметнулись плакаты: «Да здравствует Первое мая!», «Да здравствует Республика русского пролетариата!».