Однако молодые адвокаты воспротивились. Они хотели, чтобы и волки были сыты, и овцы — целы, чтобы проводимая партией политика не повредила им в глазах общества. Поэтому они настаивали на том, чтобы повсюду расклеивались предвыборные плакаты и чтобы проводились собрания. Однако ж где взять таких ораторов, которые бы не жалели сил для агитации, как это делали коммунисты? Где те люди, которые не побоятся помериться с ними силами?.. Шишков выступит в клубе-читальне «Надежда», а кто поедет по тырновским селам, в другие, более отдаленные деревни?
— Насчет поездки по селам… Позовите-ка завтра наших друзей. Я им дам две моих коляски. Если понадобится, наймите еще. Я заплачу. А ты, тезка, что скажешь?
— Ежели понадобится, я что ж, — встрепенулся задремавший Хаджипетков.
— И надо как-то взять под контроль все слободы, господа, — погладил бороду Крыстев. — Я имею в виду собрания коммунистов.
— Нет на них угомону! И стар, и млад зашевелились, большевизм мне тут, понимаешь, разводят! — подал голос Острый.
— Я им покажу большевизм! Завтра твои люди, бай Йонко, или мои повезут дрова для управы и школ. То есть для выборов? Что скажешь?
— Рано еще, Мамочкин. Кто станет платить за дрова в августе?
— Эх, зелен ты еще, я вижу. А еще диплом адвокатский имеешь, за что я тебя, конечно, уважаю. Но в выборах ни черта не смыслишь!
— Так, так его! — заколыхал свой необъятный живот предприниматель. — Ха-ха-ха! Хорошо ты его разделал, Анастас. Скажете, мол, бай Илия Хаджипетков в подарок их прислал. Я дам денег. Пусть Сивый Пес, Ешь-Милок и Гаваза подберут поленья для дела, — подмигнул он многозначительно. — Такие, чтоб дубинками могли послужить, ясно? Сложите их у ворот, чтоб под рукой были…
— Вот так-то, тезка! — похлопал его Хаджиславчев. — Хвала тебе! Раскрой кошель пошире, не то ведь, если коммунисты к власти доберутся, не станут перед тобой шапку ломать. Покатятся тогда наши головы по Патернику.
— Как же доберутся… доберутся, когда на горе рак свистнет!
— Ох, не говори, все может быть!
— И это ты говоришь, тезка?
— Не нравятся мне эти стачки, бунты, митинги… Революцией пахнет. Запомни мое слово! Итак, господа, договорились. Закончите в кофейне… Я же, проводив вас, распоряжусь развезти бочки и ящики с пивом по корчмам да пивным для наших людей. Вы напишите на бумажке, сколько куда послать.
Гости уже поднялись, когда Косето поднял кверху свою козлиную бородку:
— Что-то я Пандуры здесь не вижу. Почему он не пришел? За площадь кто отвечать будет?
— За рыбкой охотится, говорят, много рыбки в омутах развелось. Небось, сам видишь, Янтра течет, будто ракия. Ты о Пандуре не тревожься, — успокоил его Мамочкин.
В кофейне «Горячий чай», что на площади возле кузни, собрались постоянные клиенты — Крыстьо, Маджуна, Ешь-Милок, Могата, Гаваза… Пили чай с вареньем, резались в карты. Однако из-за разговора о выборах серьезной игры не получалось. Маджуна рассказывал о решениях, принятых на совещании в канцелярии пивоваренной фабрики. Пока уточняли и спорили, кто что будет делать, в кофейню вошел старший полицейский Дюлгеров. Сел за соседний столик, поставил офицерскую саблю промеж ног, обутых в лакированные сапоги и, ничего не заказав, спокойно дожидался, пока ему принесут кофе. Буфетчик знал свое дело: поставил перед Дюлгеровым кофе в турецкой джезве, рядом стакан холодной воды и мангал с горящими угольками, чтоб клиент мог прикурить. Старший потягивал кофе, запивал его водой, делал вид, что его ничто не интересует, однако все слышал. Дюлгерова знал весь город. Он не совал нос в обывательские дрязги, но всегда исправно выполнял приказы начальства. Не состоял ни в одной партии, но во всех случаях был заодно с властью. Недавно Дюлгерову стало известно, что стамболовисты собираются разогнать собрания коммунистов в Турецком квартале и на Марином поле, а ночью — сорвать все их плакаты. Узнал, что это поручено сделать людям Мамочкина и Сивого Пса. Он не любил обоих: Мамочкин ходил, задрав нос, корчил из себя начальника, а Сивый Пес мечтал отнять у него службу.
Могата загасил сигарету. Встал, расправил плечи и покинул компанию. Старший полицейский догадался, что Могата что-то задумал, и подошел к окну. Проследил, куда он пошел, и двинулся за ним. Тот зашел в корчму «У папы». Пробыл там недолго, а затем отправился в харчевню бай Кынчо напротив, которая славилась своими солеными огурцами. Купил там табаку и спичек. Скрутил цигарку, сел и повел о чем-то разговор с бай Кынчо. Было еще рано, харчевня пустовала. Старший полицейский принялся наводить порядок среди мальчишек, споривших у колонки, чья очередь наливать воду, однако одним глазом поглядывал в сторону харчевни. Он заметил, что Могата направился к типографии Фортунова, где работал наборщиком, но не стал туда заходить, а шмыгнул в клуб коммунистов. Дюлгеров давно заметил, что Могата и Крыстьо дружат с коммунистами, посещают их вечера и собрания, и предполагал, что если Крыстьо еще не стал членом их партии, то уж Могата — точно большевик.