Клуб коммунистов скорее напоминал мастерскую художника либо столярную мастерскую. На столе, служившем трибуной, на стульях, на полу — повсюду рисовали плакаты, лозунги, стенгазеты, которые в воскресенье украсят фасады домов, заборы и столбы возле избирательных участков. На листе ватмана, приколотом к стене кнопками, Димитр Найденов и художник Йончев рисовали карикатуру. Под руководством Чоканова учащиеся старших классов писали лозунги с восклицательными знаками в конце. Слева от входной двери, где Гыбюв продавал газеты, книги и товары кооператива «Освобождение», шло распределение красных бюллетеней, обтесывались рамки для плакатов.
Могата ткнул пальцем в спину Гыбюва. Вывел его за собой на балкон, нависший над Патерником. Вытер потную шею и в двух-трех словах рассказал о разговоре в кофейне «Горячий чай».
— Разгонят собрание на Марином поле и в Турецком квартале, — повторил он. — Да еще изобьют вас. Ну, пока! — крикнул Могата и вышел из клуба.
Гыбюв подозвал Найденова и Пенкова. Все трое сели на сдвинутые в середину зала стулья. Руководители партийного комитета были в отъезде: Габровский отправился в Елену, Ботьо Атанасов — в Килифарево, Сотир Бранков — в Чолакову слободу, Ангел Вырбанов — в свое родное село, откуда он должен был приехать прямо в Турецкий квартал к собранию. Стефана Денчева тоже не было. В их отсутствие молодым коммунистам нужно было принять самостоятельное решение.
— Говорите, товарищи, что будем делать. Долго думать некогда, — сказал Гыбюв, поднимаясь со стула.
— В нашем Турецком квартале мы созываем собрание впервые, — начал Найденов. — Пить бесплатное пиво сколько хочешь людей сыщется. Однако таких, кто согласился бы избить меня или же разогнать митинг, им не найти.
— А на Марином поле? Там тоже мы еще никогда не созывали митинг. Вы не забывайте, что там пасется Мамочкин; Сивый Пес, небось, притащит всю свою шайку, — рассуждал Пенков, приглаживая рассыпавшиеся волосы.
Все трое знали, что в Турецком квартале не удалось найти зала для проведения митинга. Ни читальни, ни больших магазинов там и в помине не было. Половину населения составляли турки и цыгане.
Димитр Найденов послал за Ради Бабукчиевым, которому было поручено открыть собрание в Турецком квартале. Михаил Пенков и Кынчо отправились на Марино поле.
Ради остановился возле здания управы, где люди Мамочкина сгружали дрова. Они складывали их по обе стороны крыльца, оставляя при этом сверху тонкие поленья. Что бы это значило? Будь это в другую пору, он бы не обратил на это внимания. Однако сейчас на дворе стоял август. Даже детям известно, что в учреждения и в школы дрова привозят, когда носы у учащихся посинеют от холода, а чиновники начнут тереть покрасневшие руки.
Ради вошел в клуб. Почти все лозунги и плакаты были уже написаны. Найденов и Гыбюв вызвали его на балкон. Они еще не закончили разговора, когда в клуб ввалились Денчев, Михалца и Кынчо. Сообщение Могаты встревожило их. Многие коммунисты знали по собственному опыту, что можно ждать от стамболовистов. Шайка Мамочкина состояла из отпетых негодяев, людей темных и грубых. И все же Найденов не допускал, что им удастся добиться успеха в Турецком квартале. Он знал своих соседей, в большинстве бедных людей: их интересовали не сами выборы, а скорее то, что в связи с ними можно достать табачку, получить бесплатную выпивку, разжиться деньжатами, и голосовали за того, кто стоял у власти, был в силе, за кого велел голосовать мулла. Собрание там должно было состояться на открытом воздухе: это было бы первое в городе собрание за стенами здания. Найденову и Ради поручили выбрать подходящее место, оповестить людей, а самое главное — пресечь любую возможность инцидента. Стефан Денчев взял на себя Марино поле. Это было важное событие накануне выборов в воскресенье. Коммунисты уже проведи общегородское собрание в клубе-читальне «Надежда», на котором выступили Габровский и Мавриков, собрания в Асеновой слободе, в квартале Варуша. Все они прошли очень хорошо.
— Неужто мы позволим толстосумам и их прихлебателям сорвать нам митинг на Марином поле? Можно ли допустить такое, товарищи? — закончил Денчев.