— Как тебе кажется, Денка, он поправится? — спрашивал Бабукчиев жену, а из глаз его капали слезы.
Прижав рукой дергающуюся щеку, Денка всхлипывала:
— Кольо, беги за доктором!
В эту ночь свет в доме Бабукчиевых не погас ни на минуту, никто не ложился. Все члены семьи собрались возле кровати больного. В комнате горел ночник. В его слабом свете лицо Ради казалось не таким бледным. Но нос у него совсем заострился, губы были плотно сжаты, лоб казался особенно широким, неестественно белым, вытянутые ноги — неживыми. Любка жевала краешек носового платка, с испугом поглядывая то на склонившуюся к Ради мать, то на отца, который беспомощно опустил руки и сам казался чуть живым. Обмирая от страха за брата, она не осмеливалась спросить родителей о его состоянии, опасаясь услышать: «Умирает!».
На рассвете со двора послышался громкий лай Шаро. Ради шевельнулся. Все трое испуганно переглянулись. Больной потянулся, глубоко вздохнул, открыл глаза.
— Ма-ма, — произнес он с трудом.
— Сынок! — откликнулась Денка и опустилась на колени подле его головы.
— Заря, мама… Мар… — Ради обвел глазами близких. Улыбка растянула его губы, и он снова впал в забытье.
Дыхание его участилось. Бабукчиев взял руку сына, вынул из жилета часы и принялся сосредоточенно считать пульс, кивнул Любке, чтоб она сменила компресс на лбу брата. Во дворе снова залаял Шаро. Ради повернул в его сторону голову, во второй раз улыбнулся. Через тюлевые занавески в комнату заглядывал новый день. Никола Бабукчиев уложил жену на кушетку, а потом тихонько подтолкнул к двери чуть живую от страха Любку:
— Иди ложись. Твой брат будет жить.
С тех пор как Ради заболел, Владо Лютов каждый день заглядывал перед работой к Бабукчиевым. Направляясь к ним в этот день, он услышал шарканье лопаты: кто-то убирал снег, падавший с неба крупными хлопьями. Накинув кожушок бабушки Зефиры, в старой кепке на голове, Никола Бабукчиев расчищал дорожку до калитки.
— Как Ради? — спросил Владо, выхватывая лопату из посиневших рук соседа.
— Сегодня ему гораздо лучше, но…
— Выдюжит. Вы идите в дом, господин Бабукчиев, я расчищу весь двор.
Через час в кухню вошла Хубка. Денка в это время толкла горчицу для горчичников.
— Доброе утро, — приветствовала ее Хубка, беря в руки пестик. — Я видела, что от вас недавно вышел доктор. Как Ради?
— Спит. Всю ночь в доме никто глаз не сомкнул — ни он, ни мы. Любка побежала за лимонами. Под Новый год их продавали почти во всех лавках, а сейчас, когда они больше всего нужны, нигде нет.
Хубка истолкла горчицу, вымыла посуду, принесла чистой воды, а потом, набросив на плечи платок, побежала в центр города. Узнав, что у лавочников лимонов сейчас не сыщешь, она пошла в клуб.
— Нужны лимоны для товарища Бабукчиева.
— Лимоны?!. Спроси-ка бай Мильо.
В полдень подвода Мильо остановилась у ворот Бабукчиевых. Топая сапогами, чтобы отряхнуть с них снег, Мильо быстро прошел по двору, вытер ноги о половик и заглянул в кухню. Там никого не было, но печка топилась. Догадавшись, что Денка у больного, он сел у огня и стал ждать.
— Ах, Мильо! Плохи наши дела! — заохала с порога Денка.
Мильо сунул руку в карман полушубка, подал ей два лимона.
— Товарищи сказали: Ради нужны лимоны. Что ж вы молчите, люди, говорю я им. У меня есть лимонное деревцо. И плоды дает, они у меня заместо лекарства. Правда, еще не совсем созрели, но ничего…
— Спасибо тебе, Мильо, — поблагодарила его от всего сердца Денка. — Как твоя Юрданка управляется в эту тяжкую зиму? — спросила она его, ставя на печку чайник.
— Сама знаешь, каково матери с двумя детьми. Да, кажись, и третий уже в дороге…
— Ох! — вздохнула Денка, — маленькие детки — маленькие бедки, а как вырастут, забот становится больше.
— Все плохое проходит и забывается, тетушка Денка. Ты лучше скажи мне, вам что-нибудь еще нужно? Дров, к примеру, подвезти или щепок настругать для растопки. Ты скажи! Я для этого пришел.