Из палатки вышли Денка и Никола. Все были рады приезду дорогого гостя. Дети по очереди целовали ему руку.
— Дядя, дядя Георгий приехал! — радостно щебетали дети.
А гость для каждого находил доброе слово, подбадривал, давал советы. Женщины скорехонько убрали постели с лавок, чтоб было где усадить дорогого гостя.
— Сестра, — обратился он к бабушке Зефире, — посмотри там, что я привез, мне нынче вечером надо ехать обратно. Недка положила одежонку для ребят и еще кое-что из съестного. Мы там таких страстей наслушались… Вот я и решил съездить, вас проведать.
Дети занялись дядиным мешком, ими без того нечего было делать в палатке, где сидели взрослые. Сверху лежал каравай домашнего хлеба, его, верно, испекли накануне вечером. Хлеб, который выдавали им в городе, был черствый, вымазанный в саже и грязи. Ребята с аппетитом уплетали душистый домашний хлеб, они еще не завтракали. Потом их нетерпеливые руки достали из мешка пастилу, чернослив, завернутые в чистую тряпицу вареную курицу и сало, аккуратно уложенные тетей Недкой. На дне мешка лежала бутылка сливовицы.
Никола Бабукчиев собрался на работу. Гость пошел с ним — посмотреть своими глазами на следы бедствия, постигшего тырновцев. Они миновали церковь Пресвятой Богородицы, разрушенную до основания. Высокая каменная колокольня переломилась посередине, тяжелый колокол, радовавший сердца горожан своим мелодичным звоном, валялся во дворе школы. У школьного здания обвалилась крыша, на стенах зияли трещины, казалось, они вот-вот обрушатся. Никола с гостем постояли возле здания полиции, некогда построенного знаменитым зодчим-самоучкой Кольо Фичето. Большое здание было мертво, страшно зияли провалы разбитых окон. Дойдя до Баждарлыка, Георгий решил вернуться, не было сил глядеть на разрушенные лавки, которые прежде ломились от товаров, и слушать объяснения Кольо о том, кто где погиб. Увиденное и услышанное ошеломило его. Женщины обрадовались возвращению гостя, им не терпелось поговорить с ним, расспросить о близких и знакомых в Трявне.
Пообедав, дядя Георгий разгладил тронутые сединой усы, снял заткнутую за воротник салфетку, положил руки на стол и сказал:
— А теперь, сестра, и вы, дети, собирайтесь. Поедете со мной. Старой женщине и детям здесь оставаться больше нельзя. Только поторапливайтесь, времени у нас в обрез.
Бабушка Зефира попыталась было возразить. Ей не хотелось расставаться с дочерью и зятем, жаль было бросать дом, свое кочевое хозяйство. Дети обрадовались словам дяди Георгия, но не решались показать свою радость, не зная, что скажут родители. Они выжидательно посматривали на взрослых.
Дядя Георгий хлопнул в ладоши.
— Денка, приготовь все, что нужно детворе. Сестра, собирайся живо. Едем!
Оставшись одни, мужчины закурили.
— О детях, Кольо, не тревожься. Ты ведь знаешь, Богдана и Ради с моим Пенчо водой не разольешь. Места хватит на всех и кусок хлеба найдется. Вы с Денкой можете быть спокойны. И Зефира будет рада пожить в отцовском доме, с Недкой они ладят, небось, наговориться не успеют. И еще вот что… — Он сунул руку во внутренний карман жилета. — Возьми эти наполеоны. Молчи, молчи!.. Когда будут деньги, вернешь. Тебе они сейчас нужнее. На починку, — он кивнул головой в сторону дома, — понадобится немало денег. Я и мастеров тебе пришлю. Лучше наших не сыскать. Только напиши, когда. Об оплате договорюсь сам. Ты не думай, этих денег все равно не хватит… Ну, а теперь пора в дорогу. Вон и ребята готовы.
Денка проводила гостя, мать и детей до моста перед Турецким кварталом. Никола пошел с ними на станцию, поднес вещи, усадил в вагон. Когда станционный колокол ударил первый раз, дядя Георгий отвел его в сторону.
— Вот деньги на два билета: для меня и Зефиры. Детям купи на свои.
Бабукчиев купил билеты. Пассажиров было мало — не больше десяти. На прощанье он дал детям по грошу.
Без детей двор опустел. Денка не находила себе места. Ее утешало только то, что дети и мать у надежных людей, в полной безопасности. Сидя в садике на маленькой табуретке, она смотрела на Святую Гору и представляла себе, как им живется в большом доме дяди Георгия, как дети по целым дням играют на берегу реки или у ручья, дышат свежим воздухом. «Глядишь, окрепнут, — говорила себе Денка, — они такие худенькие, особенно Любка и Богдан, и спят плохо. В городе и покормить их как следует было нечем»… Часами думала свои тяжелые думы Денка, пока очередной толчок не возвращал ее к суровой действительности. Приходила Юрданка, она теперь чувствовала себя нужной, полезной, не дожидаясь подаяния, сама зарабатывала себе на хлеб. Денка обходилась с ней ласково, как с младшей сестрой. Юрданка с каждым днем все смелее входила в полуразрушенный дом, выносила все, что попадалось под руку, раскладывала спасенный скарб во дворе и в саду, отряхивала вещи от штукатурки и пыли. Черепки от разбитой посуды выносила ведрами под ограду, к которой привалился столб с разбитым уличным фонарем. Фонарь знал, что придет и его пора, о нем позаботятся, и он снова будет светить прохожим.