Утром Пенчо стал уговаривать Ради поиграть на школьном дворе. Ради надел новую шляпу и пошел с братом. Ребята, увидев его — тонконогого, босого и в плотницкой шляпе на стриженой голове, захохотали:
— Ха-ха-ха… огородное пугало!..
— Да она годится для бумажного змея! — один мальчишка схватил шляпу и запустил ее в небо.
Шляпа совершила полет дугой и упала на сливу в огороде.
Богдану стало жалко брата, и он не выдержал. Подскочил, как кузнечик, к обидчику, повалил его на землю и замолотил кулаками:
— Вот тебе за бумажного змея…
Пока их разнимали, Ради залез на ограду, а Пенчо подал ему палку, чтобы снять застрявшую в ветвях несчастную шляпу. Наконец она очутилась на земле, но в донышке ее зияла дыра.
Ради нахлобучил на голову рваную шляпу. Послюнявил пальцы, чтобы вытереть кровь с оцарапанных ног. Бледный, едва сдерживаясь от обиды, подступил к мальчишке и дал ему пощечину:
— Деревенщина!
С этого дня он перестал играть с ребятами и большую часть времени проводил у Дончо. Научился управляться в мельнице, узнавать по звуку, когда конек подскакивал по пустому лотку и как он стучит, когда в лотке было зерно… «Такр-такр… так-так-так… такр-такр…» — прыгал деревянный шестик по белому жернову. Скрипело, брызгая во все стороны водяной пылью, большое мельничное колесо, в широких отверстиях на полу шумела и пенилась вода. «Тик… так-так-так… Тик-так-так-так» — пискливо звал и метался, как бешеный, конек, будто спешил сообщить отвлекшемуся мельнику, что зерно уже смолото. Опускали жердь. Мельничное колесо останавливалось, замирал жернов, умолкал конек. Потом вытряхивали белый мешок, которым накрывали верхний ящик, и выгребали муку из нижнего ящика: пять лопат хозяину, одну — мельнику. Мука была темная, с отрубями. Тетя Недка смешивала ее с пшеничной мукой, добавляла вареную картошку, и хлеб у нее получался пышным и вкусным.
Однажды на мельницу приехал на осле солдат — привез два мешка зерна. Левая его рука была забинтована, на рукаве куртки виднелись черные пятна. Ради пошел вслед за ним на мельницу. Дончо орудовал тяжелым молотом, исправляя жернов, лицо и шея его побелели от пыли.
— Бай Дончо, — окликнул солдат мельника и сбросил один мешок.
Дончо повернулся, смахнул пыль с ресниц, чтобы лучше видеть, и отложил в сторону молот.
— Да это, никак, земляк! Посмотри-ка, герой какой! — стал обнимать солдата Дончо.
— Ты полегче, а то мне турки кисть раздробили.
— Заживет, главное, что уцелел, — Дончо подал солдату треногий табурет и побежал во двор за другим мешком. Человек воевал, ранен, нужно ему помочь, уважить.
Дончо опять занялся жерновом. Его земляк отправился на рынок, ему надо было еще зайти и к фельдшеру — перевязать рану: так велели при выписке из госпиталя. Когда он вернулся, конек уже снова постукивал. Усевшись на мешки, Дончо и его земляк закурили. Рядом с ними пристроился на скамеечке Ради. Разговор шел о войне, и он внимательно слушал, стараясь не упустить ни слова. Солдат рассказывал о ночных сражениях, об общих знакомых, об убитых и раненых земляках, волновался, будто заново переживая встречи с освобожденными болгарами, а мельник покусывал кончики тонких выгоревших усов да покачивал головой. Как только объявили мобилизацию, Дончо вместе с односельчанами отправился на сборный пункт, хотя и не получал повестки. С поезда попал прямо в тырновские казармы, там ему выдали солдатское обмундирование, фуражку, сапоги. Однако когда он явился на медицинскую комиссию, врачи решили: «Не годен!». Кажется, сердце ножом проткни — и то не было бы так больно.
— Я — доброволец, вы не имеете права не пускать меня на фронт, — взбунтовался Дончо.
— Иди, дядя, иди! Понадобишься — повестку пришлем.
Сдвинув каблуки сапог, вытянув руки по швам, Дончо стоял, как пригвожденный. Почему его забраковали? Все пойдут воевать с вековым врагом, а он сиди у женина подола!.. Не старик же он! Два года на тревненских шахтах так вкалывал, что зоб себе нажил. Подумаешь, зоб!.. Его земляки входили но очереди, раздевались, проходили осмотр, одевались в солдатское обмундирование, собирались кучками, ожидая, когда им раздадут винтовки и патронташи. А он? Дончо не двигался с места.
— Ты еще здесь? — осерчал очкастый врач.
— Так точно! — ответил Дончо.
— Ну ладно, раз ты так настаиваешь, возьмем тебя в обоз. За скотиной умеешь ходить?
— Умею и за скотиной ходить, и за людьми, только, господин доктор, в тыл я не хочу. На поле боя…
Ему ничего не ответили. Дончо постоял, постоял, повернулся и вышел. Поздно ночью добрался до села, а на следующую ночь покинул его — ушел искать работу. Стыдно ему было оставаться дома. Устроился на работу к бай Георгию — у того мельника зачислили в Шуменский артиллерийский полк…