— Все верно, — положила ему на плечо руку соседка тетка Милана. — Выпей ракии. Не хочешь? Тогда давай вина налью.
— С тобой я чокнусь, тетка. Таких людей я уважаю — героев!
— Да что я, моя песня спета.
Тетка Милана была вдовой, в селе ее уважали и почитали. Когда в конце Межсоюзнической войны команды стали забирать скот, она запротестовала. С каждого дома взяли по лошади или по волу, а с некоторых дворов и по два увели. Крестьянки работали на поле сообща. Одна соседка выгонит своего вола или корову, а другая — лошадь, впрягут их вместе и перевозят по очереди снопы, сено — все, что нужно. Тетке Милане оставили одного вола и передок телеги. Только и всего. Вот и приходилось ей просить у Катины вола и заднюю ось. А тут захотели отобрать и последнего вола. Самой, что ли, или хромому сыну впрягаться в соху? «Нет, не дам вола, — отрезала она, — хоть голову рубите, вола не дам! Муж мой на войне погиб, двух волов взяли в обоз…» Ее стали уговаривать, уверять, что война скоро кончится, тогда и люди, и скотина вернутся, но она не уступала. Повели ее в общину. «Ты болгарка или нет? — спросили ее. — Война сейчас, понимаешь?» — «Все я понимаю, а вот правители наши не понимают, что делают», — отвечала тетка Милана.
Маленькая, сухонькая, в чем только душа держится. Но твердая. Долго ее упрашивали и наконец она сказала: «Я сама пойду со своим волом…» Где это слыхано и видано, чтобы женщина на войну собралась? Но Милана настояла на своем. Пошли крестьяне воевать. И Милана с ними. Сначала в Тырново, потом на запад. Зато привела своего вола обратно.
— Тетка Милана, поехали опять с нами, хлеб нам будешь возить — сказал Герги.
— Если нужно… Куда народ, туда и я.
На верхнем конце села застучал барабан, запищала волынка. Разговор за столом смолк. Возле ворот столпились молодые парни, пропустили вперед музыкантов, заплясали во дворе. Однако ни хоро, ни рученица не получились. Головы людей кружило не веселье, а вино.
— Ребята, вы видать, хлебнули порядком, — крикнул им кмет.
— Ничего страшного. Усаживайтесь, где место найдете, — приглашал их Герги. — Женщины, несите закуску. Вина дайте!
— Слушаемся, ты ведь ефрейтор. За тобой пойдем. За твое и за свое здоровье выпьем да спляшем. Без веселья и свадьбы не бывает.
— Да что вам война — свадьба, что ли? — рассердился Герой.
— Кровавая свадьба, господин поручик.
Вот и молодежь тоже стали вызывать на обучение. Мужики постарше уже побывали и вернулись через три недели, а молодые парни не надеялись скоро увидеть родные края. Небось, сразу отправят на фронт — на юг или на запад, а там везде стреляют и убивают одинаково.
Солнце давно скрылось за холмом: дни в сентябре короткие. Гости устали. Притомились и хозяйки, а завтра мобилизованному уезжать.
Бабушка Катина подмела землю под навесом, расстелила рогожки. В изголовье положила набитые кукурузными листьями подушки. Принесла шерстяные накидки и позвала Цоньо и Ради спать на новом месте.
— Ну-ка, Ради, накройся хорошенько, ночью уже холодно, — сказал Цоньо, устраиваясь на новом ложе. — Скажешь отцу, что мы можем послать ему отрубей и немного зерна для кур, фасоли… Брынзы нет. Самим не хватает, брат…
Цоньо повернулся на бок и тут же захрапел.
По двору прошел человек, на сеновале завозились и закудахтали куры. Женщины заканчивали стряпню. Вот и тетка Милана шмыгнула к себе через дыру в заборе. Наконец свет в маленьком доме большой семьи бабушки Катины погас. Все кругом затихло. Село заснуло. Взволнованных надвигающимися событиями крестьян завтра ждала работа. Год выдался урожайный. Зерно уродилось крупное. Деревья ломились от плодов. С виноградных лоз свисали тяжелые гроздья. Только бы свадьбы играть да веселиться!.. Но какое тут веселье, какая радость, когда на пороге опять война. Чтоб им было пусто, тем, кто эти проклятые войны затевает!