13
Всеобщая мобилизация!
Эта весть быстро разнеслась по всему древнему Велико-Тырново, по глухим переулкам, Малому хутору, Чолаковой слободе, по окрестным виноградникам. Не было дома, где бы она не вызвала волнения, не было человека, которого бы она не ошеломила.
Опираясь руками на косяк открытой двери сапожной мастерской, пожарник Янко озабоченно качал головой:
— Что делается-то, Милан?
— Война!.. — мастер положил молоток. — Погубят нас, попомни мое слово. Говорили мы, да кто нас слушал…
— Мама, слышала? — Любка Бабукчиева обняла мать.
Денка отложила свитер, который она вязала мужу, притянула к себе дочь, погладила ее по голове и с грустью сказала:
— Сколько народу опять осиротеет…
Предприниматель Илия Хаджипетков очнулся от послеобеденного сна. Служанка принесла ему кофе, он подождал, пока она подаст ему трость и шляпу. Затем выглянул из окна своего трехэтажного дома, увидел, что слабоумный Димо отправился за водой, и спустился вниз по лестнице. Встав посреди тротуара, он огляделся по сторонам с нескрываемым самодовольством.
— Эй, Димо! — крикнул предприниматель и показал несчастному фигу.
— А-а-а… — уронил ведра Димо и запрыгал по тротуару.
Хаджипетков затрясся от смеха, перешел улицу и ткнул Димо тростью.
— Бай Или-и-и-я, а-а-а… — Димо сунул в рот указательный палец.
Потешившись над больным человеком, Илия Хаджипетков направился в кафе «Ройяль». Разговоры о мобилизации и войне ему не понравились — они портили ему настроение, и он поспешил уйти. Решил сходить на Самоводский рынок, куда крестьянки из окрестных сел привозили к вечеру свежие овощи. Хаджипетков знал многих из них, а те, которых он не знал, по его мнению, должны были знать его. Он шагал между лотками, рассматривал товар, искал глазами, где побольше народу. Расталкивал покупателей и, крутя трость, спрашивал:
— Сестра, почем чеснок?
— Фу ты, бай Илия, — крестьянка натягивала платок на лоб, — постарел, а все такой же. Весь свет вверх дном, а ты…
Хаджипетков заливисто хохотал.
— Ни забот у тебя, ни хлопот… Дела тебе нет, что мир летит в тартарары.
— Пусть летит, — предприниматель проходил дальше, чтобы полюбезничать со служанкой полкового командира.
Погруженный в невеселые мысли о предстоящей войне, о судьбе своих детей, по улицам брел фонарщик. Он остановился, поставил бидончик с керосином, вытащил тряпку, чтобы протереть стекла, зажег фонарь и спросил бабушку Зефиру:
— Знаешь?
Расстегнув рваный пиджак, фонарщик брел по улицам города, зажигая фонари, заглядывал в чужие дворы, спрашивал, словно искал у людей утешения.
— Слышали?.. Тетка, слышала?..
В эту ночь, 10 сентября 1915 года, в Велико-Тырново никто не спал. Черные мысли не давали людям покоя — они знали: всеобщая мобилизация означает вступление в общую войну.
По дорогам, ведущим в город, тарахтели повозки и телеги с мобилизованными и провожающими. Толпами, группами прибывали будущие солдаты с приколотыми к одежде цветами, с вещевыми мешками и рюкзаками, но редко где слышались звуки волынки или гадулки. Не ощущалось того подъема, с которым отправлялись на Балканскую войну.
Казармы не могли вместить всех мобилизованных, многие спали на Марином поле, у близких и знакомых. Реквизировали частные дома, чтобы побыстрее одеть и вооружить солдат. В городских пекарнях днем и ночью сушили сухари для армии. В столовой и на кухне у Бабукчиевых фельдфебель и двое сержантов устроили канцелярию своей части. Привезли вещмешки, хомуты для коней, патронташи. С утра до вечера по каменной лестнице стучали подкованными сапогами солдаты, приходившие за снаряжением. С ними появилась какая-то собака с желто-белыми пятнами на спине, с подрезанным хвостом. У Бабукчиевых стало тесно. Готовили на таганке в беседке, ели в комнате бабушки Зефиры. И в доме, и во дворе стояла грязь. В это время неожиданно приехал Никола Бабукчиев. В банке осталось мало служащих, и городские власти потребовали освободить счетовода как опытного работника. Поздно ночью у дома остановились солдатские повозки. На кухню и во двор внесли ящики с патронами.
— Господин фельдфебель, дом в склад превратили. Если что случится… — начал было Никола Бабукчиев.
— Ты кто такой? — огрызнулся фельдфебель.
— Хозяин дома.
— А, так и скажи, — смягчился фельдфебель. — Из какой части?
— Меня демобилизовали.