— А, стало быть, и ты боишься, — сказала она. — А каково мне, не думаешь?
Ради глянул на нее, едва сдерживая гнев. Он даже зубы сжал, чтобы не отругать ее как следует. Она же молча подошла к кровати и легла, положив голову на узелок. Снова донесся школьный звонок. Ради оперся спиной на оконную раму. Молодая женщина наблюдала за ним со сдержанной улыбкой.
— Как тебя звать? Меня Янкой кличут. Давай познакомимся. Если не хочешь быть рядом со мной, садись вон туда, — указала Янка на вторую кровать. — Мне нужно тебе что-то сказать: если меня поведут в село под конвоем, я с моста брошусь. Такого срама мне не вынести.
Ради сидел на голых досках кровати, зажав обе руки меж колен, и не сводил глаз с Янки. Ему хотелось извиниться перед ней за свое поведение. Янка расстегнула блузку, сунула руку за пазуху:
— На вот, возьми. Это все деньги, что я там заработала. Отправь их моей матери в село. Запомни ее имя: Мария Стоянова Генчева. Отец на войну ушел… Он со стыда умрет, если узнает, какой потаскухой стала его дочь… Очень тебя прошу, возьми! Ведь у меня их отберут!
— Послушай, Янка…
— Ничего я не хочу слушать, все наперед знаю, что ты мне скажешь. Черт бы побрал ту змею!
— Кого это ты так?
— Мадам. Она меня ведь в служанки нанимала. «Приходи, говорит, ко мне на работу, девушка, я тебе хорошо буду платить. Ты у меня в палатах жить будешь!» В хорошие палаты она меня завлекла, чтоб ей пусто было! Попадись она мне сейчас, я бы ей мотыгой голову проломила!
Бабушка Зефира надела черное платье, которое носила в церковь и в гости, пригладила волосы. Взяла посошок, заперла кухню, сунула ключ под черепицу и засеменила по каменным ступеням. Время от времени она останавливалась перевести дух — от волнения и тревоги у нее перехватывало горло. Свернула у клуба-читальни «Надежда». Одолев крутой подъем горбатой улицы, она снова остановилась и вздохнула.
— Тебе кого, бабка? — спросил ее полицейский возле околийской управы.
— Начальника.
— И по какому же это делу?
— Парень, ты меня не расспрашивай, а лучше укажи дорогу. Небось, сам видишь, едва на ногах держусь.
У околийского начальника был посетитель. Пришлось подождать. Она села. Стала в уме подбирать слова, какие надумала сказать начальнику. Наконец подошла ее очередь.
— Господин начальник, почему вы задержали моего внука Ради Бабукчиева?
Начальник принялся постукивать ручкой по столу. Взгляд его был обращен не на старую женщину, а куда-то в окно. И бабушка Зефира смотрела не ему в лицо, а на портреты царя и немецкого императора, которые висели на стенах.
— Ваша милость, может, вы меня не знаете. Я Зефира Семерджиева, вдова Панайота Семерджиева, борца за освобождение. Отпустите Ради. Грех так поступать с молодыми да неопытными… Стыдно…
— А им не стыдно? Вместо того, чтобы прилежно учиться, они революцию вздумали устраивать, — вскричал сердито начальник, вставая из-за стола.
— У-у-у! Какие страшные слова, — нараспев сказала бабушка Зефира и для вящей убедительности закрыла уши ладонями. — Зачем попусту-то говорить. Небось, вам, такому большому начальнику, ничего не стоит…