Не прекращая беседы, Тревельян следил за работой самочек.
«Искусные куаферы, – подумалось ему, – не просто стараются, а делают дело с благоговением, будто священный обряд». Разумных рас, покрытых шерстью, в Галактике было немного; пожалуй, кроме лльяно он знал только одну – четырехруких парапримов, чья цивилизация в ряде моментов превосходила земную. Уровень культуры этих существ был исключительно высок, но и они отдавали должное ритуалу вычесывания. Несомненно, этот акт имел и эротический оттенок – вычесывали друг друга лишь члены одной семейной группы парапримов.
Наконец с разговорами о погоде и охоте было покончено, и Тревельян издал звук внимания, стараясь имитировать его как можно тщательнее:
– Оууу-аа! Хочу сказать о важном.
– Мы слушаем, – произнес Шарбу-первый, а Рахаш даже откинул с уха длинную прядь волос.
– Тза, – промолвил Ивар, и обе самочки тут же зашлись булькающим смехом. Кажется, Тза был не очень популярен у женского пола. – Тза, – повторил он, – приходит к моему жилищу и оскорбляет моих друзей. Говорит такие слова, что я не могу повторить.
Старейшины отложили инструменты и переглянулись.
– Он молод и потому непочтителен, – сказали в один голос братья Сукур.
– Его шерсть не длиннее когтя, – добавил Шарбу-первый.
– А коготь мелкий и тупой, как лезвие испорченного ножа, – поддержал брата Шарбу-второй.
– Он еще бегает на четвереньках, – добавил Хахт.
– Стоит ли главному-старшему обижаться на глупца? – подвел итог Рахаш.
Тревельян поскреб живот, что было знаком недовольства.
– Я не обижаюсь. Но в моем доме живут такие существа, как я, и другие, большие безволосые, с шишками на голове. Они очень, очень гордые. Не прощают обид. Боюсь, шкура Тза не слишком прочно держится на его костях.
Старейшины снова обменялись взглядами и перешли на свой язык: Рахаш завизжал, зафыркал, остальные ответили ему руладами в тональности колоратурного сопрано. При всем желании Ивар не мог понять, о чем они толкуют, но, кажется, спор был жаркий. Что до девиц с гребешками, те, не отрываясь от своих трудов, продолжали хихикать.
Их смех напомнил Тревельяну звуки, какие издает закипающий чайник.
Спустя изрядное время Рахаш сказал на земной лингве:
– Пять тонкий палка по хребтине. Ты удовольствован?
Ивар задумчиво поглядел вверх, на темно-зеленую листву деревьев хх'бо.
– В моем доме живет моя самка.
– Знаем, – подтвердил Шарбу-второй. – Очень хорошая. Носит сладкий-черный для ффа'тахх. Шкура тут, – он коснулся головы, – словно у наших дочерей.
– Она очень умная и понимает альфа-язык, – сказал Тревельян.
– Понимает все слова Тза. Нехорошо! Совсем непочтительно!
Старейшины снова принялись совещаться, повизгивая и стуча по земле рукоятями ножей. Кажется, на сей раз их мнение было единодушным.
– Пять толстый палка, – наконец предложил Рахаш.
Тревельян обвел взглядом навесы с тюками шерсти. Судя по их количеству, сервы могли появиться в любой момент.
– Прилетят те, кто торгует, дает за шерсть ножи и гребни. Прилетят, а Тза примется скакать у их корабля и вопить: безволосые! Проткну вам брюхо копьем! Сдеру шкуру и натяну на барабан! Паршивые хххфу, смердящее мясо! Пропляшу танец победы на ваших костях! Скажет так, они обидятся и улетят. Навсегда! И не будет больше ножей и гребней.
Челюсти у старейшин отвисли, когтистые лапы затряслись.
Потом Рахаш с размаха всадил в землю стамеску и разразился яростным воем:
– Оууаоуоу! Голова без ума! Отродье большой молчаливый! Двадцать толстый палка!
– Тридцать короткошерстному! – взвизгнул Шарбу-второй.
Мастера закивали, мгновенно осознав выгоды толерантности.
– Нет, – промолвил Ивар, – тридцать и даже двадцать палок слишком много. Тза протянет ноги, никогда не поумнеет и шерсти с него не получишь. Вот десять – в самый раз! И палка должна быть такой толщины. – Он поднял руку с двумя сомкнутыми пальцами. – Такая, и не больше!
Осмотрев его ладонь, Рахаш сделал знак согласия и повторил:
– Такая, как ты показать. Мы уважительно к тебе, к твой самка и твой друг большой безволосый с шишками. Никто его не обижать!
– Это мудро, – сказал Тревельян и поднялся. – Безволосый не очень ловок, но он сильнее ночного молчаливого. Наступит на Тза ногой, будет шкура с мелкими костями. Лучше уж десять палок!
С этими словами он повернулся и зашагал к окраине селения.
Стайка ффа'тахх, уже вкусивших утреннюю трапезу, увязалась следом.