– Они, – указывая руками по обе стороны Алкис, начал Пётр, – Пришли с миром. Почему же ты идёшь с войной на нас? Что тебе не по нраву?
– О, да, – резко и дерзко отвечала Алкис, – я примчалась в гневе и сейчас я утешу себя твоей кровью! – Она тут же соскочила с коня и взмахнув мечом хотела было убить Савла, но перед ней встал Феб, прикрыв собой Петра.
– Алкис, стой! – закричал он безоружный, смотря ей прямо в глаза, – хватит крови пролитой сегодня, отоспимся и поговорим, день был тяжёлым для всех нас.
Алкис замерла. Впервые в жизни кто-то смог остановить её. Раньше она не раздумывая убила бы и того, кто встал у неё на пути, даже не думая. Но сейчас… Что же с ней такое? Будто невидимая сила остановила её. Она смотрела прямо в глаза Фебу. И просто не могла поднять на него меч. Прийдя в себя она снова нахмурилась и вернув меч в ножны, обратилась к Петру.
– Твоё счастье, что я не спала трое суток! – грозно сказала она и взяв Бэльйоса за узду, ушла на пять шагов дальше лагеря. Скинув седло со своего коня, Алкис легла на землю и головой уперлась об кожаную сидушку.
По просьбе Петра все слезли с коней, скинули сёдла чтобы лошади могли отдохнуть и обстроились в предоставленных им шатрах. Солнце начинало вставать. Все потушили костёр и разошлись по своим местам для ночлега. Во дворе лагеря никого не осталось, кроме Алкис. Ещё пару минут стоял небольшой шум, и наконец, наступило затишье. Алкис снова что-то пробубнив про себя, повернулась в противоположную сторону от лагеря и попыталась уснуть. Тишина окружала всю окрестность на пустынном озере. Спустя пару минут природа начала просыпаться. Весь мир словно заново рождался. Тихий ветерок начал поддувать Алкис, что, учитывая ее настроение, ей не очень нравилось. Но, как всегда бывает, ей на помощь пришёл не самый желанный человек. Феб тихо подкрался к месту ночлега Алкис.
– В шатре лучше спиться, – обратился он шепотом к ней.
– Слышала на том свете тоже спят крепко, хочешь проверить? – грубо, не оборачиваясь, отрезала Алкис.
– Ты можешь поспать в моём, а я останусь тут. – попытался уговорить ее Феб.
– Отстань. – снова грубо отрезала Алкис.
– Да брось, – вдруг став раскованным ответил Феб, – сырая земля и седло, не очень комфортная постель. Сама же сказала, что не спала три ночи, тебе нужно что помягче. У меня там овечий пух и шкура оленя.
– Слушай, – привстав и обернувшись, извергая молнии злобы из глаз и хмурясь, как грозовая туча, начала Алкис, – Если ты будешь продолжать так же раздражать меня, то я перережу тебе горло и похороню в твоих шкурах и пухе. Будешь смотреть на мир со своих облаков, – и тут же резко повернувшись, снова легла спать.
Феб ушёл такой же хмурый, как Алкис. Последняя все тщетно пыталась уснуть, зажимая всё сильнее глаза, она рассчитывала, что хоть это ей поможет. Вдруг об землю что-то упало. По звуку Алкис поняла, что это седло. Чуть позже так же упал и Феб. Закрыв глаза, он повернулся в сторону лагеря. Алкис привстала и убедившись, что это Феб, снова легла обратно. Прошло секунд десять, и она повернулась в сторону Феба, но подождав ещё минуту и поняв, что он с ней не поговорит, повернулась на спину. Она начала проклинать его всеми возможными способами, от оскорблений до пожеланий мучительной смерти. Полежав чуть на спине, она снова повернулась в противоположную сторону от лагеря.
– Если ты думаешь, что уговоришь меня таким образом, то ты глупец! – сказала Алкис и повернув голову посмотрела на Феба. Тот никак не реагировал. Ещё сильнее разозлившись, она вскочила и ударив Феба в бок начала кричать на него.
– Ещё и молчать будешь! Вот и лежи тут! Мёрзни! Идиот! – и резко развернувшись, Алкис ушла в шатёр Феба.
–Что случилось? – стали спрашивать и выходить из шатров люди, резко разбуженные такими криками.
–Друг твой, тупая скотина, Сеней! – отрезала вышедшему Сенею Алкис и тут же вошла в шатёр Феба. Она уже тихо сняла с себя всю броню и устало упала в мягкое царство сна.
Феб тем временем продолжал тихо лежать и лишь приоткрыл глаза, чтобы взглядом проводить Алкис. Он уснул, а вместе с ним ушли спать все те, кто вышел на крики.
Ночь уже отступила. Настал новый день. Для кого-то этот день будет счастливым, а для кого-то грустным и печальным, нельзя сказать точно, что нас ждёт впереди, но лишь одно можно сказать без доли сомнения. Сегодня Антиохия Великая будет в трауре по тысячам погибшим дедам, мужьям, сыновьям и братьям с внуками. Такой битвы стены этого города ещё долго не увидят. Сам же мир будто не заметил этого сражения. Но люди же помнят? И помнят обычно добром. Мы все живём унижая, оскорбляя, можем быть в ссоре со всеми близкими людьми, но как только видим их мертвые тела, словно чудом в нас просыпается человечность, и мы, пробитые жалостью, начинаем винить себя, что оставили эту ссору последним вашим разговором, вместо того, чтобы простить зло и не оставлять последнее воспоминание таковым.