‒ Ни шанса.
‒ А прощального траха?
‒ Нет уж. ‒ Спокойно, Мара... стой на своем.
‒ А может прощальный минет? ‒ Его голос прозвучал рядом с моим ухом, вибрирующий, рокочущий, довольный. Дразнящий в основном, но и частично с надеждой... все же знают, как мужчины к этому относятся: смеясь, предлагают минет, вуалируя его под шутку, но надеясь, что это желание осуществится.
‒ Дай-ка подумать... нет. ‒ Я провернула дверную ручку. ‒ Прощай, Зейн. Все было изумительно.
‒ Знаешь, что было изумительно? ‒ спросил он, положив свои руки на мои бедра. ‒ Наблюдать, как ты пыталась влезть в эти джинсы.
Я развернулась, прижавшись спиной к двери в попытке держаться подальше от жара и возбуждения, которые возникли от его близости.
‒ Ты наблюдал?
‒ Морской котик, помнишь? У меня поверхностный сон, и я легко просыпаюсь. ‒ Он жестом показал на кофейник, который стоял на столешнице в нескольких метрах за нашими спинами. ‒ Плюс несмотря ни на что, я встаю в четыре утра.
‒ Вот кто заварил кофе, ‒ ответила я.
Черт, черт, черт меня подери. Он был обнаженным. И возбужден. Так, что мог гвозди забивать.
Он увидел, что я на него таращилась, и усмехнулся.
‒ Итак. Мы обговорили прощальные поцелуи, трах и минет... как на счет прощального кофе?
‒ А штаны ты натянешь?
‒ Скорее всего нет. Мне нравится показывать тебе, от чего ты отказываешься.
‒ Тогда никакого прощального кофе. ‒ Я нахмурилась, глядя на него. ‒ И у тебя слишком завышенное мнение о своем члене... и том, как меня к нему тянет... не так ли?
Он передернул плечами.
‒ Хочешь сказать, что для этого нет причин?
Я действительно не могла так сказать, но будь я проклята, если признаюсь в этом.
‒ Прощай, Зейн. ‒ Я повернулась к двери, положив руку на дверную ручку.
Он раздраженно вздохнул, позволил мне открыть дверь, а затем схватил меня за запястье, дернул на себя, повернул лицом к себе, ногой закрыл дверь и прижал меня к ней спиной.
Мы стояли лицом к лицу, его дыхание опаляло мои губы, а руки легли мне на бедра.
‒ Эмм... Зейн?
Он укусил меня за нижнюю губу.
‒ Ммм?
‒ Мне казалось, что мы согласились все не усложнять?
‒ Ты заявляешь, что это сложности? ‒ прошептал он мне на ухо, его руки скользнули вниз, чтобы обхватить мои ягодицы, а затем он припал губами к моей шее, и мне стало трудно дышать.
Я окаменела. Голова откинута назад, вздох застрял в горле, от ощущения, как его рот движется от боковой стороны моей шеи к подбородку и вниз до ключиц. Черт, черт, черт, это именно то, чего я боялась.
Потому что теперь его рот касался моей кожи, и у меня снесло крышу, как сказала бы моя дорогая ирландская бабуля, и мне с трудом удавалось вспомнить, почему я должна уйти.
Стоп... а чем занимались мои руки? Где были мои руки?
Черт возьми! Глупые предательские запястья перекочевали вверх и расположились между нашими телами, а затем я почувствовала его член в своих руках, просто потому что не могла находиться так близко от его волшебного органа, не наложив на него руки.
‒ Эм, ‒ сзади послышался юношеский голос, ‒ вы в курсе, люди изобрели такие клевые штуки, которые мы, дети, любим называть спальнями. Там даже есть двери, которые можно закрыть. Просто... к слову... как-то так.
Я ахнула от удивления, выглянув из-за Зейна.
Не старше восемнадцати, он был высоким и стройным, волосы в беспорядке, по бокам выбриты налысо, а сверху ‒ длинные и кучерявые, темно коричневые, почти черные. На нем была пара мягких спортивных брюк с подтянутыми выше щиколотки манжетами, а торс оказался обнажен, показывая небольшие мышцы и татуировки на предплечьях, изображающие переплетение геометрических фигур и математических символов. Он чем-то походил на Зейна, так что я была почти уверена, что это один из семерых братьев, которых, насколько я помнила, Зейн вчера упоминал.
‒ О, привет, Ксавьер, не знал, что ты уже проснулся. ‒ Зейн отстранился от меня и повернулся лицом к брату.
‒ Вот дерьмо, Зейн! ‒ поежился младший из братьев. ‒ Ты разгуливаешь по округе с этой штукой и глушишь детенышей тюленей? Боже! Убери ее, мужик!
‒ Детенышей тюленей? Нет. Кто бы смог поднять руку на этих милашек? Пожалуй, я бы оглушил что-нибудь другое... ‒ он подался к брату, покачивая бедрами так, чтобы член раскачивался из стороны в сторону, ‒ тебя, например. Этим я бы мог тебя поколотить.
Ксавьер с готовностью отпрянул от Зейна, спрятавшись за спинкой дивана, и кинул в брата подушкой, выкрикивая: «НЕ ГЛУШИ МЕНЯ! НЕ ГЛУШИ МЕНЯ!» ‒ с намеренным акцентом.