Эти исследования привели меня на удивительную вечеринку под открытым небом, свадебный прием, открытый для всех желающих, который давал владелец местного бара... позволила себе пару напитков, пока люди наблюдали... нечто, что кончилось призывом врача. Это неискоренимо. Ставший военврачом, остается им навсегда. Ты слышишь это слово... рефлексы включаются, и ты просто идешь туда, где в тебе нуждаются.
Я оказалась лицом к лицу с завораживающей парой глубоких глаз цвета красного дерева, обрамленных самым сексуальным и привлекательным лицом из всех, что я когда-либо видела. Которое оказалось связано с самым удивительным телом, что я видела, и самым удивительным членом, что я видела, что привело к самому потрясающему сексу, что у меня когда-либо был...
И я ушла.
Думаю, это к лучшему, сказала я себе, когда таки добралась до «B&B». Он был приставучим, побежал за мной на улицу, практически умолял меня вернуться для нового секса.
Терпеть не могла приставучих.
Я засыпала в душе, когда добралась до своей комнаты, и отрубилась, все еще голая и мокрая, едва коснувшись кровати, уговаривала себя не иметь никаких грязных снов о Зейне Бэдде.
Не трудно догадаться насколько хорошо это сработало.
ГЛАВА 2
Я закрыл и запер дверь бара за своей спиной и пошел наверх, борясь с искушением прихватить бутылку виски по пути. Вероятно, было около четырех утра, слишком рано, чтобы пить.
Ксавьер стоял у плиты, помешивая яйца.
– Отшила, да?
– Нет, меня не отшили, недоумок, – прорычал я, – ей просто... нужно было идти.
– Отстой, – кивнул Ксавьер, переворачивая яичницу.
– Да, что ж, а что ты собрался делать? – принюхался я. – А для меня найдется?
Ксавьер проигнорировал мой вопрос, но закончив, вместо ответа разделил яйца на две тарелки с лежащими в сторонке тостами и беконом. Я приготовил нам кофе, и мы принялись за еду.
Спустя несколько минут молчания Ксавьер взглянул на меня.
– А она была горяча.
– Безумно горяча, – кивнул я.
– Судя по звукам, секс тоже был хорош.
– Ты девственник, Ксавьер, тебе-то откуда это знать? – нахмурился я.
– Ну, – улыбнулся он мне, – поправь, если я не прав, но три часа вскриков должны указывать на качественные сексуальные отношения.
– Он сказал «качественные сексуальные отношения», – фыркнул я, – гребаный придурок, – я разломил кусок бекона и, начав жевать, вздохнул, – но, да, это был лучший секс в моей жизни.
– И ты позволил ей уйти, – спросил он с осуждением. – Пример нашего дорогого старшего брата тебя ничему не научил?
– Не все так просто, – сказал я. – Хотел бы я, чтоб это было так.
– Итак... тебя отшили.
Я запустил в него вилкой, забрызгав всего яйцами.
– Да, черт возьми, – огрызнулся я, – меня отшили.
Ксавьера не особо волновало что-то помимо прикосновений, поэтому он просто поднял вилку с колен, куда та упала, и вернул ее мне, вытерев яйца со своей груди.
– Ты выглядишь раздраженным.
– Да ты прям Шерлок, малыш, – уставился я на него. – Ну, и что это меняет?
– Бросок вилки был довольно очевидным признаком, – начал он и остановился, настороженно глядя мне в глаза. – О, это ведь был сарказм.
– Да, это был сарказм, – я продолжил есть, на этот раз сердито.
– Я не понимаю, – сказал Ксавьер помедлив, – у тебя было много секса со множеством разных женщин и редко с одной и той же дважды. Так что делает ее такой особенной? И почему ты так расстроен?
– Это то, что меня напрягает, – ответил я, – я не знаю. В смысле, да, Мара была чертовски великолепна, парень. Эти сиськи? Эта задница? То, как она двигалась, звуки, которые издавала? Она была тугой, но знала, что делает, и знала, что ей нравится... и потом было еще... черт, я не знаю. Что-то было в том, как мы были вместе... иначе. Что-то в... ней, я думаю.
– Так почему же тогда ты не попытаешься уговорить ее встретиться с тобой? Типа попытаться... не знаю, как ты это назовешь. Узнать ее получше.
– В твоем исполнении все звучит так просто, но на самом деле я бы не сказал... это не... я не... – я замолк, не в силах объяснить. – Это называется началом отношений, и я просто не знаю, как работает это дерьмо. Кроме того, я не завожу отношений.
– У тебя отношения со всеми нами, – ответил Ксавьер, склонив голову на бок.
– Вы – это вы, парни, – засмеялся я, – вы мои братья.
– Это и правда настолько разные вещи?
Я рассмеялся еще сильнее.
– Сказал тот, кто разбирается в женщинах еще хуже меня. Да, Ксавьер, это абсолютно разные вещи. Вы, ребята, мои братья, моя семья. Я знал вас всю свою жизнь. Плюс, вы парни. Женщины они... другие. Они изворотливые. Сложные.