Вскоре все начали вставать из-за столов, и вновь зазвучала танцевальная музыка. Тетушка Гортензия решила еще остаться в обеденном зале, Касси заторопилась туда, где продолжались танцы. Но у выхода ее остановил Мейсон, легонько взяв за руку выше локтя.
— Джеральд?
— Не пугайтесь, Касси. Я всего лишь хотел поблагодарить вас за тост, который вы произнесли за столом, и за теплые слова, что вы сказали мне четыре дня назад на площади. Поверьте, они растопили весь лед в моем сердце.
— Что-то непохоже, — с легким упреком прошептала Кассандра. — Сегодня от вашего отношения ко мне изрядно веяло холодом.
— Я просто немного рассердился на вас. Простите меня, если я… ну, скажем, огорчил вас.
— И не только.
— Не только?!
— Ради всего святого, не спрашивайте у меня ни о чем!
— Не буду, если вы не хотите. Лучше обещайте мне, что мазурку вы будете танцевать со мной.
— Да, Джеральд.
Чуть заметно сжав ее руку, он направился в курительную, где уже собрались его приятели, а Касси вошла в бальный зал, медленно приходя в себя после их короткого, но отнюдь не малозначительного разговора. И даже танцуя очередной менуэт с кавалером, она часто посматривала туда, где через раскрытую дверь виднелся горделивый профиль Мейсона, курившего сигару и беседовавшего о чем-то с другими мужчинами. Она уже раскаивалась в том, что так поспешно приняла его приглашение на танец, после того как он целых три часа даже не смотрел в ее сторону.
«Нужно было сначала помучить его», — думала она, но тут же ей приходила в голову мысль, что тогда он мог еще больше обидеться на нее, и их примирение вообще могло бы не состояться. «Но неужели я действительно так боюсь утратить его расположение?» — спрашивала девушка себя вновь и вновь и, не находя ответа, испытывала ужасные душевные терзания.
Когда раздались первые звуки мазурки, Джеральд подошел к Касси, и они вдвоем направились к танцующим парам. При этом она была отчасти вознаграждена за перенесенные мучения, заметив, как многие женщины бросают в их сторону досадливые взгляды, из-за того, что Мейсон пригласил именно ее на самый главный танец бала. Это улучшило настроение, и веселая, беззаботная улыбка, полная кокетства, снова появилась на ее губах.
— Мисс Касси, вы расцветаете прямо на глазах, — заметил Джеральд, отводя глаза, полные лукавых огоньков. — Скажите мне по секрету: это завистливые взоры соперниц вернули румянец на ваши щечки?
— Что же здесь удивительного? Любой женщине нравится, когда другие ей завидуют. Но чего доброго, вы еще вздумаете возгордиться?
— Я? Возгордиться? Да что вы, с чего мне вдруг придет в голову такая нелепая мысль?
— Ну, не скромничайте. Вы прекрасно видите, что многие дамы обращают на вас особое внимание. Вы явно пользуетесь успехом, подполковник Мейсон! И не отрицайте: уж я-то знаю, как вы проницательны, от вашего взгляда ничто никогда не укрывается.
— Вот как? Спасибо, Касси, вот уж комплимент так комплимент! А что до симпатии дам, то есть в этом зале одна, которая явно не разделяет мнения всех остальных. Я прав или моя проницательность на сей раз подвела меня?
Он бросил на Кассандру быстрый многозначительный взгляд, под которым она тотчас вспыхнула, опустив глаза, и решила ничего не отвечать.
Музыка смолкла, но Джеральд не отпустил руку Касси. Наклонившись к ее уху, он вкрадчивым, завораживающим голосом прошептал:
— Я опять рассердил вас, Касси?
Она вся затрепетала, словно испуганная птичка. Джеральду показалось, что юная леди Гамильтон может потерять сознание, он поспешно подвел ее к креслу у открытого окна и усадил. А когда Касси подняла на него испуганные и страдающие глаза, продолжая тяжело дышать, как от сильного душевного напряжения, он понял, какая страстная борьба идет в ее сердце, и его лицо озарилось самой теплой, нежной и счастливой улыбкой.
— Ради Бога, прости меня, Касси, за мое дерзкое поведение, — проговорил он, ободряюще пожимая ей руку и присаживаясь напротив — Я не должен был заставлять тебя волноваться, вызывая воспоминания о наших ночах в Веллей-Фордж. Прости меня, пожалуйста.
— Нет, ты не должен просить у меня прощения, — вдруг порывисто прошептала она, крепко сжав его пальцы. — Ты ни в чем не виноват передо мной и… вообще, никогда не был ни в чем виноват, слышишь, никогда и ни в чем! И я прекрасно отдаю себе отчет в том, что сама дала тебе право разговаривать со мной, как… ну, как с близким человеком, — она нервно рассмеялась. — Боже мой, я совсем не то говорю, что хотела сказать. Джеральд, умоляю, будь снисходителен ко мне!