– Обычно у тебя есть причина, чтобы злиться или плакать, но из-за чего ты смеешься? Что же тебя так порадовало, моя куколка? Неужто, предстоящая поездка в Лондон?
Брук побежала навстречу Альфреде, когда та вышла из-за дерева, растущего неподалёку.
– Не в Лондон, но, тем не менее, поездка. Иди сюда, у меня есть отчасти хорошие новости, которыми я хочу поделиться.
Альфреда рассмеялась:
– Отчасти хорошие? Я разве не говорила тебе об опасности таких словесных противоречий?
– Это мне сейчас не поможет. Меня выдают замуж за врага моего брата. Не по своему желанию, разумеется, а следуя просьбе принца-регента.
Альфреда подняла бровь:
– Члены королевской семьи не высказывают просьб, они повелевают.
– Именно так. И грозят печальными последствиями, если их воля не будет исполнена.
– Ты бы отказалась подчиниться?
– Не я, а мои родители. Но они решили не проверять, насколько серьезны угрозы регента, и вместо отказа попросту отправят меня к этому человеку. Роберт считает, что этот мужчина сам откажется от меня, поэтому, в конце концов, мне не придется выходить за него.
– Ты так и не сказала, что же тебя так порадовало в этом соглашении.
– Я выйду за него по доброй воле, если это значит, что я навсегда отделаюсь от своей семьи. К тому же, есть один плюс в его пользу: он пытался убить моего «любимого» брата. Трижды. Он мне уже нравится!
– В недавних дуэлях, о которых говорили твои родители?
– Да.
– Честь, обычно, восстанавливают посредством одной дуэли. Тебе известно, почему их было целых три?
Брук улыбнулась, ведь Альфреда хорошо знала о её склонности к подслушиванию.
– Моя мать спрашивала Роберта об этом, когда он приезжал домой в последний раз, но он ушёл от ответа, заявив, что это лишь пустяк, о котором даже не стоит упоминать. Но совершенно очевидно, что это что-то большее. А когда отец спросил его сегодня, чем же он навлёк на себя гнев этого северного лорда, Роберт заявил, что не знает. Но нам с тобой хорошо известно, какой он лгун.
Альфреда кивнула:
– Во всяком случае, у вас есть что-то общее с этим мужчиной, которому тебя отдают. И это хорошее начало.
– Да, нас объединяет нелюбовь к моему брату, но я не пыталась убить Роберта, хоть он и обвинил меня в этом, когда я была ребенком, – категорично заявила Брук. – На самом деле я споткнулась, когда в тот день пыталась обогнать его, направляясь вниз по ступенькам, но вместо этого наткнулась на его спину. Мне повезло, и я успела схватиться за поручни, в то время как он скатился по лестнице вниз. Роберт утверждал, что я намеренно его толкнула и, конечно же, как обычно, родители поверили ему. В результате, меня заперли в моей комнате, пока он не поправился. И я готова поклясться, Роберт притворялся, что ему необходимо несколько дополнительных недель для восстановления его растянутой лодыжки, потому что знал, как мне ненавистно находиться под замком! Но мне абсолютно всё равно, что он думает. Как тебе хорошо известно, он ненавидел меня задолго до того случая.
Альфреда обняла Брук за плечи и притянула к себе.
– Для тебя будет только лучше никогда больше не видеть этого злобного мальчишку.
Брук могла бы добавить к этому утверждению всю свою семью, но не озвучила этого.
– Возможно, я уеду уже на этой неделе. Ты поедешь со мной? Прошу, скажи «да»!
– Конечно, поеду.
– Тогда давай посвятим день заготовке припасов и трав с корнями, чтобы ты могла пересадить их. Мы не знаем, сможем ли найти на севере все травы, которые могу тебе понадобиться.
– Где именно на севере?
– Не знаю. На самом деле, они ещё даже не успели официально сообщить мне об этом. Я лишь…
Смех Альфреды оборвал её.
– О да, нам хорошо известно, как ты собираешь информацию.
ГЛАВА 3
ВСЮ ВТОРУЮ ПОЛОВИНУ дня Брук помогала Альфреде собирать её любимые травы и вернулась в поместье, когда сгустились сумерки. Она намеревалась тайком проскользнуть в свою комнату, переодеть амазонку и поужинать, прежде чем предстать перед семьёй. Если они и высылали всадников ей вслед, то никто из них не приближался к лесу. Но её родителям она не была нужна сей же час. Скорее всего, она услышит о браке по расчёту в самый день отъезда и не раньше. Вот сколь мало считались с ней родители.
Она быстро миновала холл и тихонько прошла мимо обеденного зала, где в этот час обычно можно было застать её родителей и брата. Она никогда не ела в этой комнате.
Он не любит вспоминать, что ты – девочка, а не ещё один из его сыновей. Так что лучше не будем ему лишний раз напоминать об этом, даже твоим присутствием.
У неё были расплывчатые воспоминания о том, как мать говорила ей это, когда она была уже достаточно взрослой, чтобы покинуть детскую. На её памяти, это был один из тех редких случаев, когда мать оказала ей услугу, потому что Брук кусок в горло не полез бы, если бы пришлось обедать с семьёй. Ей нравилось обедать сидя на кухне со слугами, где смеялись, поддразнивали друг друга, и где царил дух равенства. Были в этом доме люди, которые заботились о ней, и именно они будут провожать её со слезами, когда она отсюда уедет. Но только не её семья.
Когда она ступила на лестницу, из-за тишины, царившей в обеденном зале, было отчётливо слышно, как скрипнула ступенька.
– Девочка! – крикнул ей отец.
Она вздрогнула при звуке его голоса, но тотчас вернулась в обеденный зал и встала в дверях, склонив голову. Она была послушной дочерью. По крайне мере, так они считали. Она никогда не нарушала правила – пока не была абсолютно уверена, что не будет поймана. Она никогда не спорила, не повышала голос и ни разу не ослушалась приказов, хотя и хотела. Брат звал её за это пугливой мышью. Отец ясно сказал, что её может быть видно, но не должно быть слышно, а лучше бы её и видно не было. Несколько вспышек мятежа, которые Брук устраивала в детстве, были встречены пощёчинами или суровыми наказаниями. Она быстро научилась делать покорный вид, даже если внутри у неё кипела ярость.
– Неужели я так давно тебя не видел, сестра? Или ты что, выросла за одну ночь? Ты определённо больше не похожа на мышь.
Она встретилась с Робертом взглядом. Ему в глаза она могла смотреть прямо, без тени страха. Он не заслужил её уважения и никогда его не получит. Но было так неприятно, что вся эта ситуация и та роль, которая ей отведена, приключилась по вине Роберта. Он, без сомнения, сделал нечто ужасное, раз северный лорд разозлился настолько, что потребовал дуэли не один раз, а трижды.
– Я также не припомню, чтобы недавно видела тебя, так что вполне вероятно, ты прав, говоря, что прошло так много времени, – ответила она ровным голосом.
Её лицо не выражало никаких эмоций. С тех пор, как она отточила искусство обмана, для неё это не составляло труда. Её нелюбящая семья и не догадывалась, сколько боли они причинили ей за все годы.
Хотя в комнату её позвал отец, он до сих пор ничего не сказал. Возможно, он тоже был удивлён, не увидев перед собой маленькой девочкой, которую он замечал лишь изредка. Она шла на многие ухищрения, чтобы не попадаться ему на глаза. В большом доме это сделать было нетрудно, если знать распорядок его дня. Как и Роберт, Томас имел обыкновение проводить много времени в Лондоне вплоть до последних нескольких лет, когда у него разболелись суставы. Её мать не всегда ездила с ним. Когда они с матерью оставались в доме одни, Гарриет начинала интересоваться дочерью и разговаривала с ней так, как будто у них были нормальные отношения. Она находила поведение матери странным и списывала его на то, что Гарриет чувствовала себя одинокой, когда рядом не было Томаса и Роберта. Или, может, она была слегка чокнутой, потому что как только возвращался Томас или Роберт, то Брук для Гарриет снова словно испарялась.