С этими словами Аллах-Дад указал на младшего из всех братьев — шестнадцатилетнего Аббаса.
— Да, сходился и проиграл, — просипел Имран, — в этом немного повода для гордости.
— Тихо! — Громогласно остановил перебранку Юсуфза.
Все четверо братьев разом глянули на своего отца.
— Зачем вы пришли? — Спросил он. — Если только поругать вашего брата, то уходите. У меня самого с ним серьезный разговор.
— Среди людей ходят дурные слухи, — проговорил Наби, — мы бы хотели убедиться, что они… Что эти слухи лживы, отец.
— Или что правдивы, — возразил Аллах-Дад.
Юсуфза вздохнул.
— Присаживайтесь, сыновья мои, — повременив несколько мгновений, сказал Юсуфза, — я отвечу на ваши вопросы.
Братья переглянулись. Прошли вглубь палатки и устроились на коврах и подушках вокруг раскаленной «печи».
— О каких слухах вы говорите? — Начал разговор Юсуфза, видя, что никто не решается заговорить первым.
Взгляд Имрана быстро забегал от Аллах-Дада к Наби, после второй сын Юсуфзы сказал:
— Люди говорят, что ты отец, растерял свою решительность. Растерял свой праведный гнев и больше не можешь вести джихад против неверных.
Юсуфза нахмурился. Видя это, Имран быстро добавил:
— При всем уважении к тебе, отец.
— Кто так говорит? — Медленно спросил Юсуфза.
— Много кто, отец, — подхватил Наби. — Говорят, ты тянешь с нападением. Что у твоей руки больше нет той твердости, что была в ней прежде.
— Вот как… — Мрачно буркнул Юсуфза.
— А я слышал другое, — возразил Аллах-Дад, — слышал, что моджахеддин считают — мы слишком зависим от чужой помощи. Что ты, отец, стал слишком несамостоятельным лидером. Что ты обязан американцу, и потому идешь в бессмысленный набег, в котором не будет ни доблести, ни добычи. Только смерть.
— Добычи не будет, если глупец-неверный перестанет давать нам свои деньги! — Взорвался Имран, — мы должны выдоить из него столько, сколько сможем! И если для этого нужно убить десяток другой шурави, мы обязаны это сделать!
— Мы не выйдем живыми из этого боя, — мрачно покачал головой Аллах-Дад, — вы знаете, братья, что я никогда не приветствовал бессмысленных жертв.
— Ты всегда был трусом, — приподнял подбородок Наби.
— Попридержи язык, — мрачно сказал ему Аллах-Дад. — Иначе я укорочу его тебе прямо здесь.
Наби ограничился надменной ухмылкой, но за нож хвататься не стал.
— Разве ты не видишь? — Продолжал Аллах-Дад, — Моджахеддин считают, что мы стали пешками чужеземцев. Этому нужно положить конец. Показать всем, что гордость и вера нам важнее, чем грязные деньги неверных!
— Ты всегда был глуп, Аллах-Дад, — гневно засопел Имран, — отказаться от денег? Сохранить гордость? Нужно взять все, что мы можем взять! Что не можем — отобрать силой! Чужеземцы слишком самонадеянны! Они считают, что держат нас на коротком поводке! Но придет день, и мы обратим оружие уже против самих американцев! Причем их же оружие!
— Да только ты до этого дня можешь не дожить, — стиснул зубы Аллах-Дад.
— Молчать! — Громогласно приказал Юсуфза, терпеливо слушавший споры своих сыновей.
Потом он вздохнул, успокаивая нервы. Поудобнее уселся на ковре.
— Сегодня идет одиннадцатое мая, — начал он, — до момента, когда мы должны напасть на русских, остается всего два дня. Однако они разоблачили мои планы.
С этими словами Аллах-Дад посмотрел на притихшего Мухтаара. Продолжил:
— Завтра утром мы уходим дальше в горы. Хватит с нас бессмысленных смертей. Хватит лить кровь наших братьев попусту.
— Что? Но отец! — Изумился Имран.
— Ты не понимаешь, что ты делаешь, — прошипел Наби. — Ты обещал Стоуну и Абади, что…
— Молчать… Мое слово тут — закон, — сказал Юсуфза угрожающие, — если кто-то считает иначе…
Захид-Хан потянулся за своим оружием и взял кривой нож в черных лаковых ножнах, что носил обычно за кушаком.
— … Может его оспорить прямо сейчас. Но знайте, мои возлюбленные сыновья, что я не стану щадить того, кто дерзнет усомниться в моей правоте.
Имран глубоко дышал, стараясь удержать свои чувства в руках. Наби колко сузил глаза, не сводя взгляда с отца.
— Это мудрый поступок, отец, — сказал Аллах-Дад. — Пусть чужаки подавятся своими деньгами. Пусть американец сам идет убивать пограничников шурави.
Захид-Хан обратил к Аллах-Даду бесстрастное лицо. Наградил сына холодным взглядом.
— Выйти всем, — сказал он. — Я должен отдохнуть перед завтрашним переходом.
Снаружи бушевало. Пряча лица от непогоды, сыновья Захид-Хана покинули большую отцовскую палатку. Отправились к своим.