Я взял двадцатипятикилограммовый мешок, взвалил его на плечо.
— Начальство так распорядилось, — сказал я. — Значит, считают, что риск есть. Жаловаться нет никакого смысла.
— Ну знаешь что? — Алейников тоже поднапрягся, взял мешок, прижав его к груди, — Уж что-что, а жаловаться я право имею! Ты меня такого удовольствия не лишишь!
— Жаловаться ему захотелось, — хмыкнул Синицын, — вон, Васю Уткина ранили, а он и то не жалуется! Лежит в госпитале да лечится молча.
— А может быть, если б был тут, и мешки эти сраные с нами таскал… — Сквозь зубы процедил Стас, скидывая мешок у борта БТР и размещая его получше, чтобы прикрыть броню, — так жаловался бы пуще меня!
— Васька никогда не жалуется, — я ухмыльнулся, укладывая свой мешок рядом со Стасовым. — Он в таких вещах удовольствия ну совсем не находит. Не то что ты.
— Так Васе хорошо! Его может быть, раньше домой теперь отпустят! — Ответил Стас, когда мы пошли за новыми мешками.
Стрелковое отделение старшего сержанта Вовы, тем временем, суетилось с другой стороны капонира. Кто-то из них выкидывал лишнюю землю, что осыпалась, когда большая машина заехала внутрь, другие разворачивали маскировочную сетку, чтобы укрыть ею БТР.
Я заметил, что командир отделения Вова, фамилии, которого, я не знал, очень странно на меня поглядывает. Взгляд его был холодным и каким-то неприязненным. Рассуждать о том, обидел ли я чем-то командира стрелков отделения резервной заставы, или же у него было просто плохое настроение, мне было совершенно недосуг.
— Вася, может быть, останется инвалидом на всю жизнь, — грустно добавил Синицын, — бог знает насколько у него ранение серьезное. Лучше мешки потаскать, чем как он.
— Семипалов, Малюга! — Крикнул прапорщик Черепанов, — я вас че сюда пригнал⁈ Кончаем перекуры! Вон мешки! Давай их к окопу!
Малюгу с Семипаловым он поймал аккурат в окопе укрепа. Видя его сердитое лицо, они явно расстроились. Потому лениво повылазили из окопа и отправились к нам на помощь.
Прапорщик пошел с ними и остался следить за нашей работой, и при этом демонстративно и даже немного нахально закурил сигарету, поглядывая на Малюгу с Семипаловым, которых застукал за куревом.
— Резче! Резче, говорю! До боевого расчета работы все надо закончить! — Подгонял он.
— Чего вы? Таскаете? — задал очень глупый вопрос Малюга, подходя к нам.
— Очевидно — таскаем, — без особого энтузиазма сказал Синицын и взвалил новый мешок себе на плечи. Пошел к БТРу.
— Вот скажи, Малюга, а ты, как думаешь? — Пристал к вновь прибывшему пограничнику Стас, — правильно ли я говорю, что вся эта возня в земле — пустая трата времени. Никакие душманы к нам завтра ночью не придут.
— Да мне почем знать? — Пожал плечами Малюга, выбирая себе мешок, — может, придут, а может и нет.
— А я тоже думаю — не придут, — сказал Семипалов и схватился за один из мешков, сдвинул его, потом примерился к другому так, будто выбирал себе, какой полегче.
— Ну вот! Хоть один здравомыслящий человек в нашем дружном коллективе! — Обрадовался Стас.
— Если Богдан такой же любитель пожаловаться, как и ты, это не говорит, что он, видите ли, здравомыслящий, — поморщился Малюга.
— А ты че⁈ — Стас даже удивился, — хочешь, чтобы душманы к нам все-таки пришли?
— А может быть, и хочу! — Малюга нахмурился, взял мешок и, в раскоряку, на согнутых локтях, потащил его к окопу.
— Тоже мне, чудак человек, — хмыкнул Стас. — Под пули ему лезть охота, что ли?
Я вздохнул. Взял новый мешок. Думалось мне кое-что сказать Стасу. Однако решил я, что нет никакого смысла переубеждать Алейникова. А ведь я знал, почему Малюга дал именно такой ответ.
Белорус Малюга за время пребывания в учебке и потом, на заставе, очень сдружился с Васей Уткиным. Были эти ребята очень друг на друга похожи.
Оба крупнотелые, высокие. Со спины их можно было даже принять за братьев. Да и норов у обоих был чем-то схож. Хотя, конечно, Вася гораздо спокойнее и уравновешение Малюги. Объединяло их другое — простота мыслей.
Оба они: и детдомовец Вася Уткин, и обычный деревенский парень Гена Малюга отличались по-детски простым, совершенно бесхитростным нравом. Оба были прямые как палка. Как говорят, «что в уме, то и на языке».
Потому и сдружились. Потому Малюга так сильно переживал за Васю Уткина.
Не раз, и не два я слышал от него такие вот слова:
— Жалко мне, Сашка, что ты там был, а не я. Что ты того бармалея застрелил, который Ваську ранил. Пусть, я тебе за это и благодарен, да только места себе не нахожу! Если уж буду в бою, бить стану этих сукиных сынов беспощадно!