Мой АК заговорил в унисон с остальными, стал непокорно дрожать в руках и бить меня в плечо.
— Огонь! Огонь! — Закричал я, запоздавшему Стасу.
Алейников подключился немедленно.
Духи шли неровной, но плотной стрелковой цепью. Падали, гибли, но шли дальше.
В нашем секторе обстрела их было не меньше десятка. Витя грамотно рассек линию врага, огнем своего оружия и уничтожил двоих духов. Мы со Стасом оперативно сосредоточили стрельбу на разделившемся подразделении. Стали убивать противника без всякой жалости.
Пули свистели у меня над головой. Щелкали о дувал, разбрасывая осколки камня.
Я дал короткую очередь в темноту. Потом, прислушиваясь к спокойному стуку собственного сердца, хорошо прицелился и пустил несколько одиночных.
Душманская тень, которую я взял на мушку в темноте, тут же опала на землю.
В ночи, казалось, будто врагами нашими и правда были духи — приведения из суеверных легенд. Будто, после каждого успешного попадания, они просто опускались к земле и растекались по ней, словно были сотканы из тьмы и тумана. В действительности с расцветом станет видно, что берег Пянджа усеян многочисленными погибшими душманами.
Мы проредили стрелковую цепь моджахедов, и те из них, кто остался в живых, залегли. Потом принялись отстреливаться с земли. Первая стрелковая цепь рассеялась. За ними тут же встала и пошла новая волна.
— От суки настырные! И чего им в горах не сидится⁈ — Сетовал Стас.
Сетовал, но бил медленно приближающегося врага. Мы с Витей молчали. За нас говорили наши автомат и пулемет.
Спустя полминуты ожесточенного стрелкового боя, вторая волна залегла примерно на позициях первой. Вместе они слились в одну группу, чтобы продолжить движение дальше.
Правда, враги все еще не решались на следующий отчаянный шаг. Они легли далеко, и забросать их гранатами, чтобы заставить подняться, мы еще не могли.
Голос Шамабада — этот сплошной рокот автоматного и пулеметного огня, стих, превратившись в хлопки редких одиночных выстрелов. Душманы же посылали нам в обратную уже свой свинец.
— Что-то они быстро сдулись, — сказал Стас, выцеливая противника по дульным вспышкам, и отправляя в ответ пулю за пулей.
— Пытаются подойти ближе, — сказал я, — чтобы гранатами нас забросать.
— А пока что мясом закидывают, падлы, — стиснув зубы, сказал Витя, — хотят задавить числом.
Когда пошла третья волна, одновременно с ними поднялись и остатки первых двух стрелковых цепей.
Внезапно на правом фланге зазвучали выстрелы. Гул перестрелки нарастал, и я понял, что там завязался активный стрелковый бой.
Я знал, что в районе конюшни Таран разместил отделение пограничников. В основном это были собачники, а возглавлял их Нарыв. Они заняли позиции на пологом скате крыши, укрылись за коньком и установили там пулемет. Расчет был прежде всего на господствующую высоту такой позиции. С крыши простреливался вся территория, что прилегала к Шамабаду справа. Там почти не было укрытий, и потому враг не мог легко спрятаться от пули. Только темнота могла стать союзником, подбирающимся с той стороны духам.
Враги массированно нападали с двух сторон. Они, видимо, поняли, что большую часть сил мы стянем к дувалу. Ведь его поставили именно в том месте, где штурмовать заставу было бы удобнее всего. Однако духи слишком просто шли на смерть. Нас решили обмануть.
«Отвлекающая группа, — пронзило меня мыслью, — боевики, наступавшие по фронту, отвлекали наше внимание».
Я сообразил, что главный удар будет направлен в другое место. И по всей видимости, я понял, куда именно. Но Таран ничего не предпринимал. У меня были мысли, почему именно он сейчас бездействовал, но гадать я не стал.
Вместо этого, не отвлекая Стаса и Витю от ведения огня, я рванулся к позиции начзаставы. Бой Таран принимал примерно в средней части дувала, однако сейчас переместился ближе к правому флангу. И я видел почему. Он закрывал брешь, сконцентрировав силы справа.
Мина, что рванула, казалось, прямо на дувале, легла прямо перед правым краем стены. Его просто разнесло почти до половины.
Когда я пробрался туда, увидел первую жертву врага. В развалинах лежал пулеметчик. Видимо, он занял позицию там, чтобы закрыть брешь. К своему сожалению, я понял, что к моменту, как я добрался до Тарана, пулеметчик был уже мертв.
Тело его лежало у оружия, стоящего на сошках прямо на руинах дувала. Погибший пограничник уронил голову на камни, потому лица его я не видел. Рука воина до сих пор стискивала рукоять пулемета.