— Вон оно как, — хмыкнул Стас Алейников, — ты у нас, Саня, даже среди душманья настоящая знаменитость. Даже немножко завидно.
— А мне вот совсем не завидно, — угрюмо бросил Мартынов.
— Передай ему, что они могут попробовать, если им представиться такая возможность, — сказал я холодно.
Алим передал. Тогда сын Юсуфзы улыбнулся. Заговорил.
— Он говорит, — начал Алим, — что теперь, когда он встретился с тобой лично, он бы отговаривал своих людей от такой глупой затеи.
— Пусть отвечает на поставленный вопрос, — сказал я.
Канджиев поторопил Наби, а когда тот ответил, он передал его слова:
— Он почти уверен в том, что его брат организует новое наступление.
— Это глупо, — вдруг сказал Пуганьков, — уже светает. Скоро подойдут наши. Застава удержалась. У них все меньше людей. Потому я думаю, что это все просто бессовестный блеф. Только и всего. Они отступят за Пяндж.
— Не думал, что скажу это, товарищ старший лейтенант, — вклинился Черепанов, — но я согласен с лейтенантом Пуганьковым. Теперь уже им нет никакого смысла нападать. Времени слишком мало.
Наби заговорил, хотя никто его ни о чем не спрашивал. Все внимательно посмотрели на духа. Алим прислушался, потом перевел:
— Он говорит, что его брат хочет прославиться как боевой командир, который не боится шурави и без страха сражается с нами на нашей же земле.
Все молчали. Таран не отводил от душмана своего задумчивого взгляда. Казалось, потонув в собственных размышлениях, начальник заставы даже позабыл о боли, которую приносило ему его осколочное ранение.
— Я так понимаю, — Таран кивнул на Наби, — этот не готов так рисковать своей жизнью, как его братец.
— Спросить у него? — Подал голос Алим, оторвав взгляд от вопросительно вытянувшегося лица Наби.
— Нет. Не нужно. Увести обоих, — сказал начальник заставы, — мы с тобой допросим его немного позже.
Пограничники подступили к задержанным духам. Витя Мартынов жестом приказал Наби подняться. Тот сразу послушался.
А вот когда ко второму, молодому, подступил сержант Ара Авакян и тоже приказал ему встать, парень глянул на него волком. Кажется, он совершенно не спешил исполнять указание.
— Ну и что ты как барашка? — Зло сказал ему Ара и обратился к Канджиеву: — Алим, скажи этому, чтобы он тоже встал. А то он какой-то непонятливый.
— Мож контузило, — пожал плечами Стас.
Алим не успел ничего сказать юноше. Тот встал сам. А в следующее мгновение бросился на Ару.
Я заметил, что душман умудрился как-то избавиться от пут, что связывали ему руки за спиной. Их ему обездвижили какой-то тряпкой, что нашлась под рукой, и он, видимо, успел выпутаться, когда мы разговаривали с пленными.
Душманенок бросился на Ару, повалил его. При этом молодой что-то громко и немного сдавленно орал на своем.
Я тут же кинулся его оттаскивать. Еще несколько погранцов бросились следом.
Вцепившись духу в одежду, я стянул его с Ары, рывком перевернул на спину. В следующее мгновение, окружающие меня погранцы ахнули.
В руках лежавший на земле душман держал гранату Ф-1 и уже успел выдернуть чеку, зажимая спусковую скобу. Видимо, вытянул из подсумка Авакяна.
Он что-то крикнул, однако я успел на него налететь, схватил его руку, прижал пальцы к рубашке гранаты так, чтобы он просто не мог их разжать. Да так и остался на нем лежать.
Душман орал что-то. Дубасил меня по спине и затылку свободной рукой. Погранцы, увидев, как я отреагировал, тут же налетели. Стас схватил душмана за руку.
— Ну-ка… Давай сюда… — Процедил я сквозь сжатые зубы и отобрал у него гранату.
Дух схватил меня за одежду. Вереща что-то, он просто не хотел меня отпускать, опасаясь, что его прямо сейчас насмерть забьют ногами.
Подоспел Алим и схватил его за вторую руку. Я встал, сжимая гранату.
— Есть у кого иголка? — Спросил я мрачно.
Пока погранцы учили уму-разуму отчаянного духа и пинали его по ногам и почкам, ко мне приблизился Витя, достал иголку, которую носил в своей панаме и протянул мне. Я сунул ее в отверстие для чеки, отдал ему Ф-1. Мартынов принялся ловко выкручивать из Ф-1 запал, чтобы чего доброго не рвануло.
Духа успокоили быстро. Поученный армейскими сапогами, он уже не кричал и не брыкался, а просто обмяк в руках парней, когда те потянули его к бане.
— Отчаянный, — сказал Черепанов, провожая пограничников, что тащили духа, взглядом.
— Радикал, — добавил задумчиво Пуганьков.
Наблюдавший за всем этим Наби тоже проронил какое-то отрывистое слово.