— Тогда о чем? — Приподнял бровь Черепанов.
— О ловушках, товарищ прапорщик, — заглянул я Черепанову в глаза. — Душманы — коварные бойцы. Потому не стоит думать, что мы просто пойдем в контратаку и разгоним их как перепуганное стадо овец.
Пуганьков со Старшиной внезапно сделались очень угрюмыми. Переглянулись. И ничего мне не ответили.
— Ну ладно, товарищи, — сказал я и поправил фуражку, — хватит нам лясы точить. Воевать пора.
Имран прыгнул в сторону, когда пулеметная очередь принялась вырывать клочки земли почти у него под ногами.
Когда молодой главарь банды упал на землю, воздух с хрипом вышел у него из легких. Он замер. Притворился мертвым на несколько мгновений и стал молить Аллаха, чтобы пулеметчик шурави решил, что уже расправился с ним.
Нет, Имран не боялся смерти, но и так бесславно погибать он тоже не собирался. Быть убитым как простой, самый обычный моджахеддин — недостойно для сына Юсуфзы, в чьих жилах течет древняя знатная кровь.
Имран опасливо поднял голову. Стал оглядываться.
Моджахеддин бежали. Тут и там пытались они как можно скорее покинуть поле боя. Падали, погибали. В панике и с криками бросали оружие, спеша к Пянджу.
Имран сплюнул грязь, почувствовал, как песок неприятно хрустит на зубах. Потом прогорел на выдохе:
— Позор. Позор на ваши головы, трусы…
Выждав еще немного, Имран принялся ползти куда-то вперед, к реке.
Вокруг шумело и хлопало. Оглушительно звучали вражеские выстрелы. Вопили паникующие и умирающие моджахеддин.
Время от времени недалеко от Имрана ложилась шальная пуля. Тогда он пригибал голову, не зная, случайность это, или кто-то заметил его и теперь открыл огонь, чтобы его добить.
Укрытие он нашел быстро. Просто сполз в воронку от разорвавшегося танкового снаряда, которую заприметил еще, когда отступал к берегу. Скатившись вниз, он оказался на ее дне, рядом с каким-то мертвым моджахедом.
Переводя дыхание, Имран перевернулся на спину.
— Нет… Я так не умру, — Прошептал он, — Аллах, дай мне сил погибнуть как подобает истинному моджахеддин. Дай мне сил забрать с собой как можно больше врагов и не посрамить доброе имя своего рода.
Внезапно мертвое тело зашевелилось. Имран вздрогнул, поднял голову, чтобы посмотреть, в чем дело.
Труп оказался совсем не трупом. Это был Хаттаб — один из командиров Имрана, что вел в бой отряды моджахеддин в сегодняшней схватке.
Хаттаб откашлялся. Показал Имрану свое обветренное лицо с грязной бородой. Пакль он потерял в бою, и его черные всклокоченные волосы были мокры от дождя и крови, что стекала Хаттабу прямо на лицо.
— Лучше найди в себе силы жить, молодой господин, — сказал он сипловато.
— Хаттаб! — Имран перевернулся на живот, подполз к Хаттабу.— Ты ранен?
Хаттаб выдохнул. Сморщил нос и улегся боком.
— Не сильно.
— Тогда что ты тут делаешь⁈
Хаттаб поднялся на локте, так, словно бы пытался выглянуть из воронки, однако, для этого она была слишком глубока.
— Перевожу дух, — сказал он, — мой сын, Вафадар… Я хочу найти его, если он жив. Найти и уйти с ним за реку.
Имран быстро сложил в уме два и два. Под командой Хаттаба было больше двадцати пяти человек. Возможно, кто-то из них все еще мог держать оружие.
Следующая мысль, промелькнувшая в голове Имрана, показалась ему блестящей. В одно мгновение он придумал план мести. Жестокий, отчаянный, но такой, что можно было исполнить в сложившихся сейчас обстоятельствах.
— Вафадар погиб, — солгал Имран, — я сам видел, как его расстреляли из пулемета.
Конечно, Имран не то что бы не видел смерти этого человека, он просто не знал Вафадара в лицо. Конечно, ему казалось, что он видел его несколько раз рядом с отцом, однако просто не запомнил этого молодого моджахеда. Но сейчас ему было на это плевать.
Лицо Хаттаба сделалось каменным. Морщины на лбу, под глазами и у губ немолодого моджахеда, будто бы, стали еще глубже. Казалось, новость о смерти сына вмиг состарила воина на добрый десяток лет.
— Ты уверен в этом, Имран? — Хрипло спросил он.
— Я клянусь тебе душой своих братьев, — не повел и бровью Имран, — я сам видел, как он погиб.
Имран вцепился в плечо Хаттаба.
— Видел, как пуля Шурави разорвала его на части.
Глаза старого Хаттаба отчаянно заблестели. Брови угрюмо склонились к переносице.
— Да примет его душу Аллах, — проговорил он тихо.
— Примет, — кивнул Имран, — и все наши души тоже примет. Твои люди… Где они?
— Я… Я… приказал им… — будто в забытье залепетал старый моджахед.